Дублинеска. Энрике Вила-Матас

умственного распада, увлекала его в опасные для него закоулки вечного детства где-то на окраинах его сознания. Там – он знает это наверняка – он запросто мог бы потерять себя навсегда. В последний момент ему удается избегнуть этой участи, резко изменив направление мысли, – он напоминает себе, что обладает «нравственным» умом, пусть иногда ему кажется, что этого мало, на самом деле этого более чем достаточно, чтобы не заблудиться. Следом он говорит себе, что в будущем месяце едет в Дублин, – ну вот, теперь он вне опасности. В голове его голосом Моники Витти звучит фраза из «Красной пустыни», фраза – он понял это только сейчас, – не менее страшная, чем самый бредовый, самый навязчиво ненормальный Ист-Энд:

      – У меня болят волосы.

      Эти слова могли бы принадлежать ему. И, конечно же, Спайдеру. Заблудившийся в жизни Спайдер не знает, что мог бы поступить, как он, и заново воссоздать собственную личность из воспоминаний других людей. Он мог бы стать новым Джоном Винсентом Муном[10] Борхеса или целым набором литературных цитат; мог бы превратиться в ментальный анклав, где нашли бы приют самые разные сущности, и тогда, может, даже без особого труда, он обрел бы свой собственный, ни на кого не похожий голос, двойственные черты гетеронима и кочевника…

      Без сомнения, Риба обладает редкой способностью, дав волю воображению и мыслям, запутаться и осложнить себе жизнь. Он похож на последователя итальянца Карло Эмилио Гадды, чьи книги он издавал когда-то. Гадда был невротиком, столь же невообразимым, сколь восхитительным: он так углублялся в каждую страницу, так закапывался в нее с головою, со всеми своими навязчивыми идеями, что никогда ничего не дописывал до конца. Задумав коротенький текст о ризотто алла миланезе, он так все усложнил, что в конце концов принялся описывать рисинки одну за другой, причем начал с необмолоченного риса, еще одетого в мякину, – и, конечно, так и не закончил статьи.

      Риба склонен читать жизнь, словно художественный текст, а мир иногда кажется ему клубком или даже спутанным мотком ниток. И в ту секунду, когда Селия прерывает фильм и его мысли о Гадде, о ризотто и о Джоне Винсенте Муне, чтобы сказать самым прозаическим тоном, что она сейчас поставит разогреваться оставшуюся с обеда картофельную запеканку под соусом бешамель, ему на память приходит цитата из Жюля Ренара, идеально подходящая к ситуации: «Одна девушка из Лондона однажды оставила записку: «Я собираюсь покончить с собой. Папина еда в духовке».

      Ему кажется, что Селия ведет себя, как настоящая буддистка, а может, она просто уверена, что любые мысли уводят его в опасные джунгли его внутреннего Ист-Энда.

      Чтобы не заблудиться, Риба слегка отводит взгляд влево и смотрит на кухню. Запеканка уже в духовке. Но он убежден, что даже эта истина относительна, и в любой момент какая-нибудь сумасшедшая или даже тот же Спайдер могут неожиданно появиться в дверях и начать отрицать все, что ему кажется очевидным и неоспоримым, включая скучную бесспорность картофельной запеканки.

      Досмотрев

10

Герой рассказа Х.Л. Борхеса «Форма сабли».