Самая страшная книга. Холодные песни. Дмитрий Костюкевич

понять трудно – страшная рана пересекала лицо, трещина, бездна, а не рана. Вокруг головы росла черная лужа.

      «Кто-то ударил его топором», – подумал Деваль.

      И проснулся.

БРАЙС

      Брайс медленно прохаживался вдоль борта. Американца обуревали мрачные мысли.

      «Возьмет ли Лизи деньги? – размышлял он. – Смогу ли я купить ее молчание? Почему расставание с женщиной может обернуться проклятием? Почему она плывет на лайнере, с кем?.. Я растоптал ее счастье, отказался от ребенка, но ведь она сама боялась забеременеть! Говорила об этом!»

      Лизи стояла перед внутренним взором: ее прекрасное лицо, совершенная фигура, синие глубокие глаза. Она была из тех девушек, которые способны разжечь в мужчине страсть, даже облачившись в сшитое из парусины платье. Она была остроумна, легка, элегантна в своей бедности, но ненависть превратила ее в угрозу, прекрасную, но угрозу.

      «Любил ли я ее?» – спросил себя Брайс.

      Он замер у ограждения, глядя в стену тумана. Последняя мысль принесла холод и печаль.

      Часы показывали начало третьего. На прогулочной палубе изредка появлялся заспанный стюард. Ночь не пугала Брайса, его пугала Лизи.

      «Это все немилосердные шутки Всевышнего. Зачем он столкнул меня с Лизи? Такова его кара? Но в мире столько действительно ужасных людей, даже здесь, на этом корабле… А я… я просто не умею любить…»

      Он некрасиво засмеялся, но тут же смолк, схватившись за грудь. Нет, ее сдавливала не тошнота (морская болезнь словно давала ему передышку, чтобы он мог прочувствовать другую боль), а… прошлое?

      – Да что со мной? – пробормотал Брайс. – Боюсь какой-то девки… Даже если она заговорит… если… Патрисия поймет…

      «Не поймет. И ее папаша тоже».

      – Дождался?

      Брайс дернулся. Обернулся.

      Лизи ядовито улыбнулась, довольная произведенным эффектом.

      – И много денег уместилось в карманы твоего дорогого пиджака?

      – Я принес все, что было… Послушай, Лизи, я дам их тебе не за молчание, не поэтому… я думал… да, я поступил плохо… я испугался… я хочу сделать хоть что-то теперь, чтобы твоя жизнь…

      – Не верю, – прервала его девушка.

      – Но это правда! Правда! – почти со слезами твердил Брайс. – Правда!

      – Не хочешь поделиться этой правдой со своей женой? Как ты ускользнул из своей роскошной каюты? Что ты ей наплел?

      – Она спала, мне не пришлось… – раздавленно сказал американец.

      – А вот это похоже на правду. На правду труса. И знаешь что, Джон, я долго думала вчера. Думала, как мне с тобой поступить.

      – И? – прошептал Брайс.

      – Мне не нужны твои деньги.

      Американец открыл рот и, не найдя слов, закрыл, открыл и снова закрыл. А потом опустил голову, повернулся к океану и облокотился на ограждение. Лизи встала рядом.

      – Мне жаль, – сказал он.

      – Это я уже слышала. Ты превратился в скучного мужчину, Джон.

      – Да, да, ты права…

      – А! Теперь ты станешь во всем со мной соглашаться?

      – Ты