Звезды сделаны из нас. Ида Мартин

уже ушла, Алина пытается самостоятельно справиться с Борисом, хотя раннее материнство дается ей нелегко: силиконовая ложечка оказывается где угодно, только не во рту ребенка, каша летит на пол, и тишину пронзают крики недовольного мальчишки и его раздосадованной мамаши.

      У меня зудят кулаки: выцепить бы в гаражах придурка на красной тачке и напомнить, что у него, вообще-то, подрастает сын!.. Только вот едва ли это сработает, и у Сереги появится совесть.

      – Ослика Боре дай, – хриплю я, выходя из ванной, и вопли действительно стихают.

      – Спасибо, Нель! – искренне благодарит сестра.

      У меня тут же созревает коварный план:

      – Алин… Не одолжишь мне свои туфли, те самые, на «каблуках-убийцах»?

      «Самолетик» с кашей прилетает прямо в рот удивленному Борису, сестра поднимает на меня полные ужаса глаза:

      – У тебя тридцать девятый. Ты метра в них не пройдешь, а если пройдешь, сама их убьешь!

      – Вопрос жизни и смерти, систер!

      – Постой-ка… Артём?

      – Угу. – Я бессовестно играю на ее любопытстве, но мне ни капли не стыдно. – Предложил подружиться, раз уж мы соседи.

      – Ох, отлично придумано! Если не сможешь идти, до подъезда донесет на руках!.. Романтика!

      Алина выдает мне туфли – реплику известного и дорогущего бренда, снабжает лифчиком пуш-ап и миллионом ценных наставлений, но я делаю вид, будто тороплюсь, и спасаюсь в комнате. Иногда мне кажется, что своими навязчивыми советами она пытается компенсировать свою рано и внезапно закончившуюся юность, ведь я, по ее мнению, так уныло и бездарно трачу золотое времечко, сидя по вечерам в одиночестве за уроками или реставрацией кукол.

      Однако отражение в зеркале мне определенно нравится: если расправить плечи, смотреть чуть надменно, но при этом тепло улыбаться, вполне возможно сойти за одну из знакомых Глеба, излучающих превосходство и уверенность в себе.

* * *

      В школу иду с тяжелым сердцем.

      Мне плевать на Милану и шуточки ее прихвостней, но перспектива встречи с Артёмом после нашего медленного танца и выходки с пивом будоражит и пугает до чертиков. Он или снова подарит надежду, или окончательно уничтожит мою самооценку – одно из двух…

      Форменная юбка, дважды подвернутая на поясе, задирается под порывами ветра, косточки лифчика врезаются в ребра, пальцы ног, стиснутые узкими туфлями, ноют и горят.

      Прохожу в пустой класс, разваливаюсь за последней партой, с наслаждением сбрасываю туфли, достаю учебник и тетрадь, но Татьяна Ивановна, вошедшая следом, приклеивается, словно репей:

      – Кузьмина, на кого ты похожа? Что за клоунада? Напомнить тебе про устав школы?

      – Да я его наизусть знаю… А что за притеснения, Татьяна Ивановна? Разве цвет волос когда-нибудь влиял на мою успеваемость?

      Она на миг подвисает, но все равно не отстает:

      – Кстати, об успеваемости. Поведай причину вчерашнего пропуска.

      – Болел живот. Как женщина, вы должны понимать такие вещи…

      За дверью раздаются шаги и голоса, в кабинет вплывает