Звезды сделаны из нас. Ида Мартин

посильнее обрызгать из каждой попадавшейся лужи, а мы молчали, чтобы не «обострять». Их было человек пять, все наглые и задиристые: Ляпин, Титов, Журкин, кто-то еще.

      Однако Макаров был хуже всех. В лужи, в отличие от остальных, он не лез, предпочитая не пачкать свои белые кроссы и предоставив всю грязную работу своим прихлебателям, но говорил самые обидные и унизительные вещи, о которых мне и думать было неприятно, не то что пересказывать. После того раза, когда я набросился на одноклассников сестры Титова, я сделал выводы и понял, что иногда лучше промолчать и перетерпеть. Знал, что даже если не стерплю, на что Макаров и рассчитывал, и попробую дать ему отпор, то смеяться надо мной станут еще больше. Но то, что я злюсь, Макаров отлично видел. Наверное, именно это и провоцировало его каждый раз доставать именно меня. Он ждал, когда же моему самообладанию придет конец. И все-таки дождался.

      Это случилось, когда, подкравшись сзади, Макаров сдернул с меня шапку и запульнул прямиком в лужу.

      – Ой, сдуло, – прогнусавил он дурашливым голосом. – Какая неприятность.

      Все, включая мальчишек, с которыми я шел, засмеялись. Я остановился, но поднимать шапку не торопился – было ясно, что стоит мне за ней наклониться, как кто-нибудь обязательно отвесит пинка.

      – Не плачь, бедненький, мамочка тебе ее постирает. Вместе с трусиками. Она же стирает тебе трусики? И платочки твои сопливые с козявками. Придешь домой и пожалуешься на ветер, скажешь, подул, гад, и шапочку уронил, – мерзко сюсюкая, Макаров подобрал на обочине палку и, подцепив ею шапку, поднял. В лужу потекли струи темной талой воды.

      – Фу-у-у, бее-е, гадость, сифа, – подхватила шобла вразнобой. – Поносная жижа.

      – Отдай, – наконец сказал я Макарову, протягивая руку.

      – Да-да, конечно, обязательно отдам, Журкин тебе ее даже надеть поможет, – Макаров протянул конец палки с шапкой Журкину.

      Гадостливо скривившись и изобразив рвотные позывы, тот взял шапку двумя пальцами и двинулся на меня.

      Что он собирается сделать, я догадывался.

      – Только попробуй.

      – А то что? – обрадовался Макаров. – Что ты ему сделаешь?

      – Не ему, а тебе сделаю.

      – Ой-ой, как страшно, – голос Макарова снова зазвучал омерзительно. – Мамкин сын рассердился. Сейчас что-то будет.

      Мой приятель потянул меня за рукав, предлагая уйти.

      – У него зубы скрипят, – заржал Гоша Титов. – Кулаки сжал, сейчас пернет от натуги.

      Журкин помахал перед моим носом шапкой:

      – У-тю-тю.

      Но только я дернулся, как он попытался надеть мокрую шапку мне на голову. Я увернулся, однако, вместо того чтобы защищаться от Журкина, бросился на довольно ухмыляющегося Макарова. Крепко обхватил и, не думая, рухнул вместе с ним в ту лужу, где недавно плавала шапка.

      Это произошло настолько неожиданно, что все растерялись. На что я, собственно, и рассчитывал. Прихвостни Макарова оторопели, мои спутники обалдели, сам Макаров, искупавшись в луже с головой,