Любовь неукротимая. Хизер Сноу

с грецким орехом, изюмом и миндалем, Пенелопа до боли в щеках устала улыбаться, но была счастлива, что ее старания не напрасны. Она чувствовала: завтра будет еще лучше. Однако сытость и бессонная ночь сказывались: глаза гостьи слипались.

      – Спасибо тебе за потрясающий вечер, – вставая, сказала она. – Однако до «Белого коня» добрых полчаса пути, и мне уже пора. Но утром я обязательно вернусь. Ты не против, если я приеду сразу после завтрака?

      Габриэль поднялся вслед за ней, но радость на его лице угасла и сменилась той же маской настороженности, что была утром. От созданной Пенелопой дружеской и легкой атмосферы не осталось и следа.

      Он медленно обошел стол и встал рядом с ней, взяв за руку. Его кожа оказалась намного теплее, чем у Пенелопы. Габриэль поднес ее руку к губам и поцеловал. Долгий и крепкий поцелуй. Как на прощание.

      Пенелопа затаила дыхание.

      – Ты очень любезна, Пен. Спасибо тебе, – сказал он, отпустив ее ладонь. По его голосу леди Мантон поняла: под внешним спокойствием бушует страсть. – Сегодня ты дала мне больше, чем можешь себе представить. Но я по-прежнему не желаю твоего возвращения.

      Потрясенная и онемевшая, Пенелопа смотрела Габриэлю вслед, пока он шел в сторону кушетки.

      – Габриэль, подожди! – воскликнула она. – Пожалуйста! – Она повысила голос, так как он не остановился. – Я хочу сказать тебе кое-что очень важное. Ты должен это знать!

      Габриэль обернулся. Он смотрел на нее так, словно это причиняло ему боль. Пенелопа ненавидела себя за это. Как и за то, что собиралась рассказать ему нечто, от чего Габриэлю могло бы стать еще хуже.

      Она облизнула губы, думая, как подсластить горькую пилюлю. Но все же пришлось сказать все как есть.

      – Твоя семья собирается передать письменное прошение лорду-канцлеру о том, чтобы официально признать тебя сумасшедшим.

      Габриэль побледнел, но не подал никаких знаков, что услышал Пенелопу. Неужели он не понимает, что это значит?

      – Будет собран совет, который определит твое душевное состояние. А теперь представь: если будет учтен только голос персонала Викеринг-плейс…

      – Меня сочтут полным психом, – без единой эмоции в голосе заключил он. – Они лишат меня всех полномочий, титула, права на наследство и признают недееспособным.

      Пенелопа кивнула, отчаянно пытаясь скрыть печаль.

      Габриэль сжал руки в кулаки – это был единственный внешний признак его волнения. Но дальше держать себя в узде он уже не смог.

      – Они собрались лишить меня даже моей личности. Господи! И они послали тебя сообщить мне об этом? – Он схватился руками за голову. – И это моя, черт бы ее побрал, семья! И они не смогли рассказать мне об этом сами?! – Габриэль принялся мерить комнату быстрыми нервными шагами.

      – Я убедила их пока не делать этого.

      Он остановился посреди палаты и бросил на Пенелопу колкий взгляд.

      – А именно?…

      – Ну по крайней мере до тех пор, пока не увижу тебя, – поспешила объясниться Пенелопа, приблизившись к Габриэлю. – Я сказала