Как целует хулиган. Стася Андриевская

то, что она через окно пыталась слинять… А с виду обычная девочка-пай. Острая на язык пятёрочница, блин. Что она там говорила – в ментовку ей нельзя? Чёрт…

      Не включая колонку залез под душ. Холодная вода привела в чувство. Не Маринка это. У неё просто не было такой возможности. Подкинули явно до заварушки с ментами, иначе само их появление теряло смысл. Может, та тёлка с пивом? Не по-детски ведь тёрлась об него, сука…

      Когда вошёл в комнату, Маринка спала, всё так же уткнувшись носом в подушку, но повернувшись на другой бок. Из-под задравшегося сарафана белели перепачканные кровью трусики. Данила смущённо отвёл взгляд: ну, здоро́во, семейная бытовуха! Прикольные они, всё-таки, эти девчонки со своими секретными заморочками…

      При взгляде на неё мгновенно встал. Подлёг, обнимая, целуя шею, прижимаясь к её попке. Замыкало до дрожи. Даже злость на Шпика временно померкла. Сейчас хотелось только повторения банкета – пока девочка ещё мягкая, податливая, со сна. Сладкая…

      Проснувшись от его ласк, Маринка вдруг затрепыхалась, заматываясь в простынь и отодвигаясь.

      – Чшш… Не пугайся, дерзкая, это я, – наваливаясь на неё, шепнул Данила. – Доброе утро, малышка. Но ты это, спи, спи… Рано ещё, ещё даже семи нету. Я потихонечку, м? Расслабься, ну…

      Но она цеплялась за сползающую с неё простынь, и ломалась:

      – Не надо. Ну не надо…

      Такая смешная с этой своей до сих пор размазанной по лицу косметикой. И такая милая.

      – Ну чего ты, Марин? Из-за месячных что ли? Да не парься, дурочка, я не брезгливый.

      Она замерла на миг и вдруг замолотила его кулаками, норовя при этом ещё и коленом в пах угодить.

      – Пошёл вон, козёл!

      Соскочила с дивана и её тут же шатнуло, занесло к противоположной стене. Данила рассмеялся:

      – Ну куда ты подорвалась, дика́я? Ты же ещё бухая! Тебе ещё спать и спать!

      Но она схватила сумочку и кинулась в коридор. Данила кинулся за ней:

      – Эу, стоять, я сказал! Ты никуда не идёшь!

      – Отвали, придурок!

      – Так, короче… – схватил поперёк тела и поволок в комнату. Сбросил на диван, навис над нею: – Ты. Никуда. Не идёшь. Это ясно?

      – Мой папа тебя уроет! – с ненавистью и страхом глядя ему в глаза, прошипела она.

      – Пусть сначала найдёт! – в сердцах рыкнул Данила и пошёл на выход.

      Вслед ему полетела её сумочка. Врезалась в стену, рассыпалась всякой бабской мелочёвкой. Данила перешагнул через неё и, плотно закрыв за собой комнатную дверь, ушёл в кухню. Трясло. Вот что это, нахрен, было? Что он такого сказал, что не так сделал? Психанув, смахнул со стола, всё, что купил к завтраку, зажал руками голову. Придурочная, блин…

      Минут через пять тупого созерцания крышки стола, признал, что был не прав. Слишком давит на неё, надо притормозить. Она просто испугалась, видно же. В этот же миг скрипнула комнатная дверь, и Данила кинулся в коридор.

      Маринка стояла перед зеркалом, и, слюнявя палец, яростно пыталась оттереть черноту под глазами. Её заметно пошатывало. На