Как целует хулиган. Стася Андриевская

из-за этой херни, что ли, психанула?

      – Херни? – резко развернулась она. – Херни?!

      – Да что тут такого-то? Ты что одна такая во всём свете? Или ты думаешь, я дебил, не понимаю…

      Замолчал: возле первого подъезда, резко свистнув тормозами, остановилась чёрная тонированная девятка. Синхронно хлопнули передние двери и, едва глянув на вылезших мужиков, Данила сразу вспомнил, кто ещё и когда мог подкинуть ему наркоту.

      – Да, представь себе, ты дебил! – обиженно шипела Маринка.

      – Ладно, всё, проваливай, – сквозь зубы буркнул он и подтолкнул её к дорожке палисадника между домами.

      Даже не обернулся ей в след. Только, перекрывая проход в палисадник, широко и пружинисто расставил ноги и сунул руки в карманы.

      Эти двое остановились на расстоянии пары шагов – руки тоже в карманах, рожи на понтах. Тот, что справа – тот самый мудак, с которым Данила «обнимался» чуть не подравшись в Удаче, когда ждал Шпика, и которому, как и той сучке с пивом, вся масть была подкинуть порох2, неторопливо надул жвачку.

      – Ну здорова, Хулиган! Типа, с прибытием на гражданку тебя.

      – Чё надо? – внутренне собрался Данила, расслабляя при этом колени и плечи и прицельно намечая точки на стоящей перед ним туше, куда будет пробивать.

      Главное, чтобы не навалились разом, чтобы успеть хотя бы одного уделать. Хотя бы в нокдаун.

      – По беспределу надо ответить. Бабки вернуть. Сегодня в четыре в «Якоре» на центральной набережной. Шпик по-хорошему предлагает решить, наверх пока не сообщает, поэтому не советую фуфлить.

      – Не, не канает. Когда мне надо было, я к нему на стрелку пришёл. Теперь ему надо, пусть он ко мне приходит. В восемь, у памятника Пушкину на бульваре.

      Бобики заржали.

      – Ты не понял, Хулиган, – угрожающе хрустнул шеей тот, что справа, и сделал шаг вперёд. Данила шагнул ему навстречу, заметив, как едва уловимо дёрнулась рука в кармане второго – сработала наизготовку выкидуха3 с коротким лезвием. Прирезать такой, это навряд ли, а вот разукрасить – легко. – Пока ты там казёную кашу жрал, Шпик поднялся. Ты с ним больше не ровня. Поэтому приедешь ты. В четыре. В Якорь. А не приедешь, – медленно провёл пальцем по шее, – кирдык тебе.

      – Нет, это ты не понял: в восемь, у памятника Пушкину.

      – Ну-ну… – усмехнулся бобик и, сплюнув жвачку Даниле под ноги, вальяжно двинул обратно к машине.

      Глава 8

      Кралась словно мышка, но когда уже добралась до своей комнаты, из Тёмушкиной спальни выглянула Оксана. Шепнула:

      – Привет! Ты же сразу в институт собиралась?

      – Репетицию перенесли на вечер, – пряча лицо за волосами, так же шёпотом соврала Маринка.

      – А чего ты тогда так рано? Что-то случилось?

      – Нет, просто мы с Катькой ходили на затон рассвет встречать.

      – Делать вам нечего, – улыбнулась Оксана. – Ну ладно, досыпай. Тебя разбудить потом или сама?

      – Сама.

      Закрылась у себя, не раздеваясь рухнула на кровать. Прохладное покрывало принесло облегчение, но скоро нагрелось,

2

Порох (жарг.) – наркотик в порошке.

3

Выкиду́ха (жарг.) – автоматический нож на кнопке с фронтальным выбросом клинка.