Крест над Глетчером. Часть 1. Карл Дюпрель

к графу. Теперь, при виде ее покрасневших от слез глаз, он решил серьезно поговорить с ней и убедить в несообразности подобного увлечения. Но решение свое Добланер отложил, однако, до вечера, когда Фефи обыкновенно уходила на покой и они оставались с дочерью с глазу на глаз. В качестве любящего отца, он собирался очень осторожно приступить к разговору с Мойделе. Добланер был уверен, что не трудно будет убедить дочь в неразумности ее чувства, и что в конце концов она по-прежнему станет веселым, беспечным ребенком, которым невольно восхищался всякий, кто хоть раз видел ее и слышал ее серебристый голосок.

      На весь этот день он предоставил Мойделе самой себе. Отвязав козочку, молодая девушка взяла ее с собой и отправилась в лес. Глядя ей вслед, Добланер, со свойственным ему невозмутимым спокойствием, решил, что горести, подобные той, через которую она проходит в настоящее время, переживать неизбежно, и что с течением времени, под выполнением обычных занятий, Мойделе постепенно войдет в колею своей прежней жизни. Причем он, конечно, немало рассчитывал на успех своих доводов. Так обыкновенно бывает с пожилыми людьми, которые настолько уже далеки от ощущений своей молодости, что совершенно перестают понимать их в других. Добланер сознавал, что за своим любимым делом он совсем забросил в последнее время заботы о своем ребенке. Обвиняя себя в некотором, конечно невольном, содействии взаимной склонности молодых людей, он решил исправить свою оплошность и отныне никогда больше не оставлять дочь одну, а брать ее с собой в горы. При этом Добланер твердо намеревался попытаться вернуть свою прежнюю веселость, считая ее лучшим средством для того, чтобы развлечь Мойделе.

      Вышло, однако, иначе, и отцу скоро пришлось убедиться, насколько неверно он понимал свою дочь. Когда наступил вечер и Фефи, окончив хлопоты по хозяйству, ушла к себе, Добланер в ожидании шагал взад и вперед по комнате. Мойделе сидела с работой у стола. Платка на головке не было, и распущенные волнистые пряди белокурых волос небрежно ниспадали со стройных плеч. Останавливая на дочери пытливый взор, Добланер теперь впервые созерцал ее необыкновенную красоту и был невольно поражен при виде ее тонкого, слегка побледневшего личика, обрамленного ореолом шелковистых волос.

      Добланер не имел обыкновения постепенно заводить речь о чем бы то ни было, а любил разом приступать к тому, о чем собирался говорить. Так сделал он и теперь. Подойдя к дочери и ласково гладя ее по головке, он категорически заявил, что не дело она затеяла с графом и что неизбежно отрешиться от этой неразумной любви, так как она, во всяком случае, должна кончиться ничем.

      Заметив испуг дочери при этих словах, Добланер принялся успокаивать ее, поясняя в то же время, что ему вполне понятно ее, как он выразился, милое отношение к графу и что вся вина лежала на нем одном, на опрометчивой поспешности, с которой он предложил молодому человеку гостить у него. При этом Добланер прибавил, что неосторожность эта произошла оттого, что он считал