Он и она. Роман Воронов

задумчивости и полном расслаблении членов. Отсюда, с этого самого места, он сотни раз взирал в потухшие очи своих жертв, испуганных, измученных, изуродованных и оболганных, молящих о быстрой смерти и не получавших ее. Инквизитор помнил все допросы – да, их было множество, но память его никогда не подводила, и он, мастер своего дела, старался не повторяться в последовательности актов «очищения души», чем снискал дурную славу в миру, поставлявшем без запинки «свежую пищу».

      Когда на экзекуцию попадал еретик, Инквизитор точно знал, что спесивая усмешка сползет с лица жертвы, стоит служке разложить перед ним крюки, скобы, пилы и ножи разных длин и калибров, а «испанский сапог» сделает из клиента верного христианина уже на третьем обороте воротка. Чернокнижники терпели дольше, кусали до крови губы и молча теряли сознание, превращаясь в кожаные мешки с костями, но и их воля заканчивалась через день сидения на колу. Сложнее всего было с ведьмами: они рыдали, умоляли, кричали о своей непричастности и невиновности, и их женские чары отравляли душу и размягчали сердце, но долг требовал доводить процедуру до конца и вливать в жертву столько кипятка, сколько предписывали соответствующие каноны, установленные доминиканским братом – преподобным Крамером.

      Сегодня храмовнику попался редкий экземпляр – «невеста Сатаны», в юности, видимо, была хороша собой, нынче же лицо ее несло на себе слабый, расплывчатый отпечаток утерянной красоты, а тело представлялось насмешкой над собственной, прекрасной когда-то формой. Во время всей экзекуции она хранила зловещее молчание, а насмешливый взгляд пронзительно-зеленых глаз без труда развенчивал весь пафос предъявляемых ей злодеяний.

      Инквизитор, чувствуя собственное бессилие, наполнялся раздраженным беспокойством, что, в свою очередь, вызывало появление отвлекающей от святого дела крамольными мыслями икоты, коя, как известно, является происками Нечистого.

      «Не ошибкой ли Господа Бога было сотворение Женщины? – стучало в висках. – А если нет, то не ошибкой ли церкви, то есть Человека, стало создание Святой Инквизиции? – ухало внутри головы. – Мы величаем сестер Евы «вместилищем греха» не из-за слабости ли потомков Адама? – скрипело на зубах».

      Железо пронзало плоть ведьмы, она закатывала глаза, морщилась до слезотечения, но молчала, и эта пытка передавалась всему естеству ее мучителя. Судья-священник отхлебнул из бокала, но терпкое монастырское вино не смочило пересохшее горло – и как Создатель допускает в стенах Храма Своего деятельность такого органа, как Инквизиция? – подпрыгивающий, как изнемогающая птица в клетке, кадык рвал стенки трахеи.

      – Довольно, – выдавил из себя Инквизитор, и служка перестал натягивать дыбу. Ведьма обессиленно уронила голову на бок, и ее помутневший взгляд пронзил судью наподобие осиного жала, обездвиживающего и ядовитого. Жертва явно что-то передавала ему посредством той невесомой, невидимой субстанции, что обволакивает светила, удерживая их грузные тела на небесном полотне, и чему великий Аристотель присвоил имя Эфир. Храмовнику