Михаил Юрьевич Лермонтов. Личность поэта и его произведения. Нестор Котляревский

замешались в песнь мою,

      Чтоб лучшей жизни на краю

      Не вспомнил я людей и муки,

      Чтоб я не вспомнил этот свет,

      Где носит всё печать проклятья,

      Где полны ядом все объятья,

      Где счастья без обмана нет.

[1831]

      И что такое жизнь? – чаша обмана:

      Мы пьем из чаши бытия

      С закрытыми очами,

      Златые омочив края

      Своими же слезами;

      Когда же перед смертью с глаз

      Завязка упадает,

      И все, что обольщало нас,

      С завязкой исчезает;

      Тогда мы видим, что пуста

      Была златая чаша,

      Что в ней напиток был – мечта.

      И что она – не наша!

[1831]

      Не лучше ли стать «уединенным жильцом шести досок» и протянуть дружественно руку смерти? «И ненавидя и любя, он был во всем обманут жизнью; пора уснуть, уснуть последним сном». Смерть – она не страшна; в ней покой и забвение, и прежде всего забвение людей:

      Оборвана цепь жизни молодой,

      Окончен путь, бил час – пора домой,

      Пора туда, где будущего нет,

      Ни прошлого, ни вечности, ни лет;

      Где нет ни ожиданий, ни страстей,

      Ни горьких слез, ни славы, ни честей,

      Где вспоминанье спит глубоким сном,

      И сердце в тесном доме гробовом

      Не чувствует, что червь его грызет.

      Пора. Устал я от земных забот…

      Ужели захочу я жить опять,

      Чтобы душой по-прежнему страдать

      И столько же любить? Всесильный Бог,

      Ты знал: я долее терпеть не мог;

      Пускай меня обхватит целый ад,

      Пусть буду мучиться, я рад, я рад,

      Хотя бы вдвое против прошлых дней,

      Но только дальше, дальше от людей!

[1830]

      Наивен будет, конечно, тот биограф, который поверит этим словам и подумает, что юноша на самом деле готов был кончить счеты с жизнью. Но Лермонтов был искренен; и он был прав, когда писал:

      Словам моим верить не станут,

      Но клянуся в нелживости их:

      Кто сам был так часто обманут,

      Обмануть не захочет других.

[1831]

      Он не обманывал, и все отчаянно грустные строфы в его песнях – правдивый отголосок одного неразрешенного, грозно нависшего вопроса: стоит ли любить людей и искать сближения с ними?

      Этот вопрос получает более определенное решение в тех юношеских стихотворениях Лермонтова, в которых он говорит уже не о стоимости жизни вообще, а о ценности некоторых чувств, наиболее его возрасту доступных, – о ценности любви и дружбы.

      III

      В одном стихотворении поэт признается, что ввиду трудности задачи бытия он решился несколько упростить ее:

      О, мой Отец! где ты? где мне найти

      Твой гордый дух, бродящий в небесах;

      В твой мир ведут столь разные пути,

      Что избирать мешает тайный страх.

      Есть рай небесный! звезды говорят;

      Но где же? вот вопрос – и в нем-то яд;

      Он сделал то, что в женском сердце я

      Хотел сыскать отраду бытия.

[1831]

      С этим обращением к женскому сердцу как спасительной пристани от всех мучительных вопросов