Эскадрон, сабли наголо!. Андрей Булычев

олдурмэ! Не убивай нас! А как только с ними серебром начали расплачиваться, так сразу ожили и даже торговаться начали.

      – Кавказ – тут всегда эдак, братцы, – обернувшись, сказал им Чанов Иван. – Одной рукой они кинжал за спиной держат, а другой товар для торговли тебе протягивают. Зевать только тут нельзя, а то и серебра одним разом лишишься, и башки своей, а горец-то все одно с барышом останется.

      Лошади проехали то место, где буквально час назад стоял караул с передовым секретом. Крови на камнях уже не было, потеплело, и с неба опять шел мелкий противный дождь вперемешку со снегом, смывающий все следы.

      – Местным трупы отдали, вот сами и схоронят их, как и положено, по своему обычаю, – донесся до Гончарова разговор Сошникова с Федотом. – А за это все, что нужно, с них себе заберут, наши одно лишь только оружие с убитых татар сняли. Ну а нам теперь до Басаргечара побыстрее бы нужно добраться. Вишь, вон как хорошо с этим разъездом получилось? Не ждут нас пока что в Эриване с этой, с Гянджинской стороны. Потому легко можем к нужному месту пройти.

      Двое суток шел отряд по горной дороге. Одну ночевку сделали в ауле, а вот последнюю уже ближе к конечной точке маршрута в глухом ущелье. Шумела неподалеку от стоянки речка, а Тимоха, привалившись к камню и щурясь, смотрел на огонь. Вот так же ровно полтора года назад сидел он возле костра у горы Торатау в другом времени, в том простом и понятном, где были мама с папой, где были беззаботная студенческая жизнь и друзья-оболтусы. А в этом ты даже и не знаешь, где ночью голову преклонишь, чем поужинаешь, да и вообще – переживешь ли завтрашний день. Здесь все очень и очень непонятно. С другой стороны, он давно тут забыл, что такое меланхолия, что такое тоска, уныние и всякая прочая дурь, так часто сопровождавшая его и его сверстников в том далеком времени. Уж что-что, а жить здесь было очень интересно. На уныние, на самокопание и пустое безделье времени здесь попросту не было. Попробуй ты кому-нибудь сказать, что у тебя, дескать, нет настроения, и потому ты не расположен что-нибудь делать. Посмотрят как на дурака, а унтер так еще и леща с разворота по дурной башке даст, и лишний наряд заодно к нему же приложит, «ибо от безделья всякая блажь с человеком приключается, и хорошим трудом она лечится». Да и люди тут другие, простые они какие-то, настоящие, цельные. Вон они с ним как все нянькались после штурма крепости, словно бы с малым ребенком. А в бою как его спасали, когда он от потери крови ослаб! Савелий с Чановым Иваном собой прикрыли от татарских клинков, и тем дали его другим за их спины оттащить.

      – Тимка, ты чего не спишь, чего в огонь таращишься?! – приподнял голову с кошмы отделенный командир. – Завтра ведь, как куреныш, весь квелый будешь, а там в бой идти! Ложись быстро, а не то в караул у меня загремишь!

      – Да сплю я уже, сплю, Ефим Силович, – проворчал Гончаров и, подняв воротник шинели, закрыл глаза.

      – Со слов взятого позавчера на дороге языка, в Басаргечаре стоят всего лишь три десятка воинов хана, – пояснял собранным командирам капитан Огнев. – Казалось бы, что это такое – три десятка