Этажи. Олег Савощик

не знаем, назвали дежурные пять дней.

      – А как они там столько просидят, не сказали? – Алина откупорила тюбик, выдавила немного смеси в рот и вернулась на табуретку.

      – Лин… – Дима подбирал слова. – Если лифт сорвался с шестого этажа – а мы знаем, что там еще минимум один подземный… Падая с семи этажей, никто не выживет, Лина.

      – Потому вы и дураки, что позвонили, – подал голос Вовчик. – Эту рухлядь все равно никто чинить не будет, за малыми тоже не полезут. О них вообще можно было промолчать, а мамаша продолжала бы получать усиленный паек за отпрысков…

      – Ну ты и урод. – Алина оторвалась от тюбика.

      Почему мы терпели сожителя нашей соседки, алкаша и дебошира? Вряд ли кто-то сможет ответить внятно. С одной стороны, чем меньше лезешь в дела соседей, тем дольше проживешь. С другой – шансы протянуть на этаже напрямую зависят от всех его жителей.

      Ира пахала на двух работах, чтобы обеспечить хахаля, терпела побои, все глаза выплакала в объятиях Полины. А потом целовала Вовчика в небритую щеку и щебетала нараспев, какой он хороший. И глаза бы выцарапала, посмей кто донести о дерзком соседе чекистам.

      К тому же, когда протез работал исправно, Вовчик мог быть полезным. Несмотря на пропитые мозги, он хорошо разбирался в технике, чинил всякое по мелочи, следил за исправностью гермодвери.

      А собранный из говна и палок самогонный аппарат позволял выменивать у спекулянтов весьма полезные штуки для всего этажа. Правда, судя по запаху, дерьмо Вовчик использовал и как сырье для своей выпивки.

      – Сама урод! – парировал тельняшка.

      – Подождите. То есть вы думаете, они погибли? Но я слышала…

      – Что? – Мы с братом переглянулись.

      – Слышала писк… или плач. Из шахты. Сначала подумала, показалось. Потом решила, что слизь поет или датчики на Самосбор не сработали. Даже принюхиваться начала.

      – Уверена?

      И прежде, чем девушка успела кивнуть в ответ, мы с Димой бросились к гермодвери.

      ***

      – Слышишь что-нибудь?

      Из шахты пахло сыростью и железом. Тусклое аварийное освещение выхватывало из тьмы обрывок троса.

      Щелк – и заморгали оранжевые лампочки.

      Щелк – и темнота вновь залила колодец.

      Щелк…

      – Ничего я не слышу. – Луч моего фонарика едва доставал до кабины в самом низу. Вроде целая, а не груда обломков. – Может, ей послышалось?

      – А если нет, Серег? Если они выжили? Никто не приедет раньше…

      Лифтер – профессия уважаемая. И редкая. Никто не знает точно, сколько шахт обслуживает одна бригада – десятки? сотни? И в каждой что-то ломается. Заявка на обрыв будет обрабатываться в штатном режиме. Если дети выжили, есть ли у них столько времени?

      – Ау-у! Э-э-эй! Слышите меня? – рвал я горло, но получил лишь эхо в ответ.

      Дима смотрел на меня. Старший брат, он ждал моего решения. Знал, всем остальным на этаже плевать. И хотел, чтобы я сказал первым.

      Чего хотелось мне? Два часа до отбоя. Десять часов до новой смены. Мои ноги все еще гудят, я голодный,