Огонек для холодного босса. Виктория Вишневская

разводит руками.

      – Я сначала Марии Георгиевне позвонила… Но как только вы мне сказали, что не надо, я тут же всё отменила! Но он так громко плакал, Игорь Викторович! Я не знала, что делать!

      – И правильно сделала! – вмешивается Маша.

      Боже, почему я стала свидетельницей всего этого? Не хочу лезть в эту семью! Но отчего-то продолжаю стоять, смотреть на Огонька, который жмётся к папе. На каждую попытку мамы взять его он истошно кричит. Неужели она так сильно нанесла ему травму ногтями? Не думала, что малыши в этом возрасте это понимают…

      Да и уверенности в том, что поцарапала его в прошлый раз именно она, у меня нет.

      Но почему-то же он так её боится?

      – Зинаида, отнеси Льва в его комнату, – чеканит Покровский. – С тобой поговорим позже.

      Пытается отдать мальчика, но он только сильнее вцепляется в отцовскую шею.

      – Апа-а-а, – протягивает, будто зовёт его. И смотрит на меня своими бусинками, от которых желудок скручивает, а дыхание пропадает.

      – Давайте его мне, – выпаливаю, не задумываясь. Слишком много на себя беру, раз думаю, что он усидит у меня на руках, но… Пусть плачет, кричит, но хотя бы не слышит ругань родителей.

      Игорь Викторович кивает. И, на удивление, Огонёк сам идёт ко мне, прижавшись головой к моему плечу.

      – А она что здесь делает? Какого чёрта, Игорь? Она что, твоя любовница? Почему ты доверяешь ей нашего сына? Что она вообще забыла в нашем доме?

      – В моём доме, Маша! – повышает голос, похожий на гром.

      Меня снова передёргивает, и я ощущаю на себе, как сжимается маленький Львёнок.

      Хочется плюнуть в лицо Маши, но я обнимаю мальчика, успокаивая.

      – Мы можем пойти на второй этаж? – смотрю на роскошную закруглённую лестницу.

      – Да.

      – Нет! – снова протестует Маша. – Я не разрешаю! Ты с ума сошёл? А вдруг она воровка? И, пока мы здесь, что-нибудь украдёт?

      Я недослушиваю весь этот бред. Быстро ретируюсь, поднимаясь по лестнице. Но кое-что заметить успеваю. Покровский бесцеремонно хватает свою жену за запястье, дёргает её так, что она чуть не падает. И, кажется, тащит её в коридор. Но ор Маши тише не становится, наоборот, только усиливается, потому что та начинает кричать.

      Поднимаюсь на второй этаж с безумно колотящимся сердцем.

      Нахожу детскую, которая как раз была открыта. Захожу в довольно тёмную комнату. Не так должны выглядеть детские, но не мне судить.

      Падаю на небольшой диванчик и пытаюсь отвлечь Огонька от всего, что он только что испытал.

      Трогаю его за пальчики, делаю лёгкий массаж ладошек, которые он с трудом разжимает из кулачка. Немного расслабляется, помня, что сразу после этого мы идём в бассейн, где даёт жару.

      А сегодня он расслабляется. Не плачет, лишь тяжело дышит от пролитых слёз. Устал, бедненький…

      Целую его в макушку.

      Это странно, но я дико соскучилась. Будто не видела его не неделю, а несколько месяцев. И так радостно на душе, что никакой гром и дождь за окном не пугают.

      Такое я чувствую редко. Только к Еве, своей племяннице и крестнице.