Огонек для холодного босса. Виктория Вишневская

как-то грустно, но встреча с Огоньком поднимает настроение вновь.

      Я бегу за Покровским, буквально на минутку попадаю под дождь. И, пока добираюсь до дома, изучаю двухэтажный особняк в современном стиле. Какая-то геометрия, но жутко красивая. Окна широкие и большие, кое-где панорамные.

      Детская площадка, бассейн…

      Когда увидела Машу впервые, поняла, что она богачка. Точнее, её муж.

      Но не подозревала, что так…

      – Ты долго будешь под дождём мокнуть? – доносятся до меня отрезвляющие слова босса. – Ты так зависла, что даже грома не испугалась.

      – А?

      Раздаётся грохот, и я влетаю в помещение, как будто мне дали смачный пинок под зад.

      Снимаю влажные кроссовки и неловко играюсь пальчиками в носках. Неловко, пипец. Здесь даже коврик какой-то навороченный, с вышитой буквой «П» на нем.

      Её же перекрывают белые новые тапочки.

      – Обувайся, чувствуй себя как дома.

      Он явно не был у меня в съёмной квартире. Там словно прошёлся апокалипсис. Особенно по плите, которую при въезде отмывала целую неделю.

      – Я постараюсь.

      Сразу из коридора мы заходим в просторную гостиную, занимающую, кажется, половину дома. На диване в центре замечаю женщину и Льва, который плачет и жалобно мямлит:

      – А-м-а. А-п-а.

      Чередует эти два слова, пуская хрустальные и прозрачные слёзы. Грудную клетку сдавливает от жалости, у самой влага застревает в глазах. Чуть не срываюсь с места, чтобы утешить мальчика, но понимаю, что я ему абсолютно чужая.

      Он зовёт родителей.

      – Кто это у нас здесь сопли распустил, а? – как-то мягко, несвойственно для него, проговаривает Игорь. Привлекает к себе внимание сына. Выражение лица малыша при виде отца потихоньку меняется.

      Уже не выглядит как потрёпанный щеночек, отчаянно разыскивающий маму. Тянется ручками к папе и пытается сам встать. Женщина поддерживает его до тех пор, пока Игорь не хватает Огонька под мышки и подбрасывает того в воздух.

      Так внезапно раздаётся детский радостный смех, что я пугаюсь.

      Он ведь только что плакал…

      А теперь жмётся к папе, улыбается, сияя ярче солнышка. Трогает его везде крохотными пальчиками и трётся носиком о гладковыбритые скулы.

      Не могу не улыбнуться.

      – Ой, Игорь Викторович, я уж думала, это не закончится… Что я тут ни делала, – качает головой женщина. – И купались мы, и в игрушки играли. Бесполезно! А тут, только вас увидел, и всё! Нет истерики!

      – Маленький проказник, – довольно тянет Покровский, будто даже гордится тем, что малыш не сдавался до конца и ждал папу. – Скучал по мне?

      Ответом служит смачный «чмок» в щёку.

      Папу он всё же любит… Я даже к Маше у него таких эмоций не видела. А тут… Совсем другой Огонёк.

      – Я тебе тут кое-кого привёз. Но учти на будущее, не будь жадиной и делись с папой.

      Лев до этого момента не замечал меня. А теперь округляет свои карие тёмные глазки, цвета тёмного шоколада. Вытягивает крохотные ручки вперёд. И медленно, будто затаив дыхание, выпаливает:

      – Ама!..