Сквозь память. Алексей Владимирович Попов

явно имел в голове свои соображения. Не понравился мне этот человек. Что-то странное в нем было.

      – Уверяю вас Глеб Иванович – ответил Урицкий – сейчас абсолютно не то время, чтобы финансировать разные авантюры разных – он сделал паузу -ученых. Мир с немцами слишком дорого нам обошелся. Вы знали мою позицию по этому вопросу…

      Бокию оставалось только покачать головой. Затем Урицкий переключил внимание на меня.

      – Так что, Николай Тимофеевич – перед тем как произнести мое имя и отчество, он взглянул в какую-то папку – походатайствовать за вас в Технологическом институте? Советское правительство не бросает на произвол судьбы даже таких авантюристов, как вы. Хотя ваш внутренний мир явно не склонен воспринимать различного рода авантюры. И этим только вы мне симпатичны.

      И тут я, не проронив до этого ни слова, позволил себе возразить грозному начальнику чекистов. Мои слова стали концом моих дальнейших надежд и ожиданий:

      – Почему же я авантюрист? Вы просто не понимаете… моя работа движется к завершению. Я уверен, что тот препарат, который я должен закончить, обязательно поможет советской медицине. Он избавит многих от страданий. Поймите, я слаб, как преподаватель. Но я по-прежнему могу созидать…

      – Вы кем себя возомнили? – резко возразил Урицкий – Менделеевым? Светилом мировой науки? Или самим товарищем Семашко? Вы – никто! Освободитель от страданий. Если вы считаете, что советская власть будет дозволять свободно мыслить, свободно творить, то вы глубоко ошибаетесь. Советская власть будет позволять делать лишь то, что полезно рабочему классу.

      Вот так вот! Все просто. Он лишь объяснил мне, что большевистская Россия – это не та Россия, которая была. Здесь не нужна наука. Здесь нужна советская наука. Вместо красивой русской поэзии – нужна уродливая советская поэзия. И так будет со всей интеллигентной массой в России. А это и есть своего рода элита. Вероятно, я абсолютно неверно использую слово «элита». В своем дневнике я волен изъясняться так, как считаю нужным. Но кому-то может показаться, что данное слово неуместно. Поэтому заранее прошу прощение.

      В итоге Красный Моисей уничтожил меня. Уничтожил меня морально, вывернув из нутра большую часть моей жизни. Буквально через несколько дней пришли в лабораторию люди с распоряжением о национализации. Было предписано выехать за три дня. Я рассчитал своего ассистента Арсения Крапивина. Все, что мог, я вывез к себе домой. Что теперь на месте моей бывшей лаборатории, я не знаю.

      Глава 11. Гоголь

      Санкт-Петербург 12 июня 2012 года.

      Сергей Пименов был весьма расчетливым человеком. Увлечение журналистикой было еще со школы. Он с удовольствием читал «Московский комсомолец», «Комсомольскую правду», «Аргументы и факты»; старался не пропускать основных новостей (как городских, так и мировых). Но перед поступлением в университет, пришел к выводу, что профессия журналиста очень «грязная» профессия.