Слова. Эшли Джейд

цыпочки, которые лежат подобно трупу.

      Очевидно, что теперь я серьезно жалею, что спросила об этом.

      – Ох.

      Феникс допивает остатки воды.

      – Сама спросила.

      Он прав. Я сама пожелала знать. Впредь буду умнее.

      Мы не пара, но это не значит, что я хочу слушать о его похождениях.

      И я бы солгала, не задайся я вопросом, связано ли его предупреждение Сторму о Саше с чувством обиды из-за того, что его друг спит с девушкой, с которой Феникс однажды был сам.

      – Похоже, тебе обидно, что он проводит с ней время.

      Феникс смеется, но в смехе нет ни капли юмора.

      – Поверь, это не так.

      – Уверен? – настаиваю я, полностью осознавая, что провоцирую его.

      Плечи Феникса напрягаются, когда он смотрит на меня.

      – Я не из тех, кто ревнует, Группи. – Его суровый взгляд пронзает меня до костей. – Для этого нужно, чтобы мне действительно было не плевать на девчонку, а такого я не допускаю.

      Удар причинил бы мне меньше боли.

      – Поняла.

      На краткую секунду в его глазах вспыхивает раскаяние, но затем оно исчезает, и Феникс меняет тему.

      – Спасибо за помощь сегодня вечером. – Задрав футболку, он утирает пот с лица. – Я бы, наверное, поколотил его, если бы ты не вмешалась.

      Мой взгляд падает на синяк на его бедре. Он больше не темно-синий, а красочный… Как яркий закат.

      Только в отличие от заката он не прекрасен. А уродлив и жесток.

      Потому что кто-то причинил Фениксу боль.

      – Ты возвращался туда после этого?

      И снова он пытается перевести тему:

      – Я собираюсь перекусить. Хочешь чего-нибудь?

      Мою грудь переполняет разочарование. Каждый раз, когда я пытаюсь проникнуть к нему в душу, он снова запирает замок и выбрасывает ключ.

      Мечтаю, чтобы Феникс открылся мне. Потому что все, чего я желаю, это помочь ему.

      – Да. Я хочу, чтобы ты перестал отгораживаться от меня, когда я спрашиваю о твоем отце. Знаю, что тебе сейчас тяжело, но…

      Меня прерывает фырканье.

      – Ни хрена ты не знаешь.

      – Что, черт возьми, это должно означать?

      Свет снова мигает, когда Феникс делает шаг в моем направлении.

      – Ты сидишь в башне из слоновой кости, любимая и опекаемая своим папочкой.

      Мое сердце болезненно колотится, когда он продолжает:

      – Тебе нет нужды запирать дверь, чтобы не получить удар битой от пьяного отца, поскольку он хочет убить тебя во сне. И тебе не нужно жить в дерьме, где всякий гребаный день является постоянным напоминанием о том, что один неверный шаг – и ты закончишь так же, как он. Тебе не надо гадать, где твоя мама, и надеяться, черт возьми, что у нее все хорошо, даже если ей на тебя наплевать, потому что она тебя бросила.

      Его заявление разрывает мою грудь.

      – Фе…

      – Ты не представляешь, что такое голод. И я не имею в виду урчание в животе. – Его верхняя губа кривится. – Я говорю о голоде, который причиняет физическую боль и заставляет тебя молиться Богу, в существовании которого ты уже не уверен, чтобы тебе удалось отыскать поесть хоть что-нибудь, прежде