Баловень – 2. Николай Шамрин

ты говорил, что уже год здесь живёшь, – Пашка врал, говоря всё, что приходило в голову. Он уже перестал переживать за собственную судьбу, боясь, что ему придётся существовать в этой проклятой яме с сумасшедшим, – и ещё ты говорил, что родом из Херсона и знаешь, как меня зовут. Вроде бы я в бреду проговорился.

      Зыбкие вечерние сумерки почти растворили неподвижную фигуру Анатолия, и Павел с большим трудом мог видеть лишь овал лица и глаза сидящего на корточках человека. Он даже подумал, что опоздал со своим вопросом, но Толик вдруг вздохнул и заговорил, явно находясь в глубокой задумчивости:

      – Знаешь? Я иногда сам думаю, что сошёл с ума. Но ведь это не так. Ты же видишь, что я нормальный? – голос затих и фигура стала раскачиваться из стороны в сторону, – тебя зовут Паха. Хреновое имя. Я такого никогда не слыхал. Птичье оно. Или собачье. Во сне я хожу по берегу моря. Почему? Не знаю. Я уверен, что никогда не был на море. И про Херсон я никогда не слыхал. Ты врешь про Херсон. Мне снится какая-то деревня. Я не знаю, где она находится. Может быть, в твоём Херсоне? У меня часто болит голова. Там, наверху, они меня били. Очень сильно. Я просил не бить, но они не понимают нашего языка. Просто смеялись и продолжали бить. Думал, что подохну. Потом мне сунули книгу. Наверное, это был Коран. Старший ткнул в меня пальцем и сказал: «Махмуд». Вот и всё. Потом меня вытаскивали ещё пару раз. Заставляли читать эту книгу. А я не мог. Там вместо букв червячки какие-то. Как можно читать по червячкам? Меня снова избили и опустили сюда. Здесь было много людей. Они умирали и оставались здесь жить по нескольку дней. Я тоже хотел умереть, но у меня ничего не получалось. Понимаешь? – Толик сдвинулся с места и вплотную приблизил своё лицо к лицу Павла, – у всех получалось, а у меня нет!

      Коробов подумал, что сейчас сам тронется умом. Он хотел было оттолкнуть от себя Толика, но тот вдруг успокоился и, порывшись у стены, извлёк кусочек плоской лепёшки. Сдунув с ломтика песок, протянул его Пашке:

      – Тебе надо поесть. Я спецом для тебя заныкал. Мало ли? – вероятно его глаза уже давно приспособились к темноте и он заметил нерешительность в глазах товарища, – жуй, Паха. Давай я лепёху водой смочу? Легче жевать будет. – поколдовав над ведром, снова протянул размякший хлеб растерянному Павлу. – На! Ты его рассоси и по кусочкам захавай. Не торопись, братишка. И не вздумай ни с кем делиться. Обойдутся они. – Быстро оглядевшись по сторонам, снова приблизился вплотную, – с ними надо постоянно на стрёме быть. Я их еле уговорил хотя бы лепёху тебе оставить…

      Пашка не смог справиться со всепоглощающим ужасом. Силы оставили его. Он даже не смог оттолкнуть от лица пахнувшую мочой ладонь с кусочком хлеба. Просто шагнул в ту самую бездну, от которой совсем недавно хотел спасти своего несчастного товарища.

      Глава 2. Исповедь Толика

      Пашка давно проснулся, но не спешил открывать глаза. Он понимал, что оттягивать «встречу» с Толиком глупо, и всё же решил подольше пожить вне общения с товарищем по несчастью. Ему даже