Кукум. Мишель Жан

уходящего вершинами в бесконечность, выше гор, и мне казалось, что до меня доносится рокот грозных водопадов.

* * *

      На следующий день Томас причалил к берегу и привязал лодку. Неся в правой руке птицу, он поднялся на холм медленной и уверенной походкой. Он никогда не спешил

      – Бери, нишк. Ты попробуешь и скажешь, нравится тебе это или нет.

      Я вся загордилась. Мне еще никогда не преподносили подарков.

      – Спасибо, Томас. Это и вправду любезно с твоей стороны. Тебе не стоило.

      Он улыбнулся.

      – Нишк в этом году запаздывает. Зима выдалась долгая.

      Я рассматривала его черты, овальное лицо с высокими скулами, глаза как две параллельные щелочки, придававшие взгляду напряженность. Пухлая нижняя губа делала рот особенно чувственным. Ростом он был выше меня. Широкие и крепкие плечи. Очень густые черные волосы, кожа гладкая и матовая.

      – Ну а ты-то? Ты охотилась?

      – Нет. Не знаю, смогла бы я убить животное.

      – А мясо любишь?

      – Конечно. Знаю. Это глупо получается.

      – Я никогда не убиваю ради удовольствия. Всегда чтобы есть.

      Он взял в руки казарку и пригладил взъерошенные перья.

      – Нишк дает жизнь. Надо брать только то, в чем нуждаемся.

      В этой мудрости, высказанной такими простыми словами, проявились доброта и великодушие Томаса.

      Когда я вернулась, притащив громадную казарку, тетенька вытаращила глаза.

      – Что это у тебя, Анда?

      – Курица.

      – Где ты это взяла, девочка моя?

      – Поймала прямо в полете, руками схватила. Вот так.

      И я сделала вид, будто подпрыгиваю, воздев руки к небесам. Тетя бросила на меня строгий взгляд.

      – Мне ее дали.

      Тут она грозно подбоченилась.

      – Мне дал один индеец. Он тут пару раз проплывал на лодке мимо пастбища, возвращаясь с охоты.

      – Какой-то индеец дал тебе эту казарку?!

      Она повысила голос.

      – Ну да. Тетенька, он такой милый. И у него таких полным-полно. А нам это разнообразит еду вместо сухарей.

      Она взяла птицу, понесла на кухню и сразу же принялась ощипывать перья.

      – Ты права, Анда. Твой дядя будет доволен. Казарка – это вкусно.

      Мяса нам часто не хватало, особенно летом, когда его надо было засаливать в бочках для сохранности. Поэтому подарок Томаса пришелся как нельзя кстати. От него в нашей продымленной хижине сразу запахло праздником. Ни тетя, ни дядя больше не спросили меня о нем.

      Все последующие дни Томас каждый вечер приходил на пастбище. Чаще всего приплывал на лодке, но иногда и пешком, если того требовали обстоятельства. Он рассказывал мне о своем крае, а я ему – о жизни в деревне и о школе, в которую он никогда не ходил. Он пытался учить меня словам своего языка, но я оказалась плохой ученицей, и его это очень смешило.

      Его французский был ненамного лучше моего инну, однако он терпеливо объяснял мне мир, в котором жил. О переходе всей семьи к индейским землям на Перибонке, о зимнем лагере прямо в лесу, об установке силков и поездках на охоту на карибу на большую равнину Севера. Рассказывал про