Шпаргалка. Рассказы, которые помогут решить жизненные задачки. Ольга Савельева

правда полегчало. Облегчение я ощутила физически, как будто… судорога была и закончилась.

      Потом был второй заход крика. А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!

      А потом мы молчали, отключив видеозвонок. Как будто, смущаясь, отвели глаза.

      – Спасибо, – прошептала я Машке внезапно осипшим голосом.

      – Обращайся, – улыбнулась она. – Я, море и залив – мы всегда в твоём распоряжении. Ждём тебя тут, на отшибе…

      Я прилетела к ней только спустя три года. Приехала обняться и поблагодарить. За поддержку и тот крик.

      За то, что можно позвонить ей ночью и она никогда не скажет: «Ты с ума сошла!»

      Я подарила ей шуточный мегафон, а она мне – шарф, который связала её мама. Машка повязала мне его на шею. Будто упаковала её в яркие вязаные стежки.

      И мы пошли гулять по берегу моря.

      А потом вдоль залива.

      Они слышали нашу боль, а потом слышали наш смех.

      Жизнь такая разная…

      Никогда не забывайте людей, которые могут стать голосом вашей боли…

      Яма

      С Сашей я познакомилась через неделю после смерти папы.

      Папа умер от рака желудка.

      Это было написано в его свидетельстве о смерти.

      Я подозреваю, что истинная причина смерти – другая. Папа устал жить, потому что был алкоголиком, а это больно и тяжело.

      АЛКОГОЛИЗМ – ЭТО КОГДА ТЫ НЕ ГОТОВ ТРЕЗВЕТЬ, ПОТОМУ ЧТО НЕ ВЫДЕРЖИВАЕШЬ ЧЕСТНУЮ РЕАЛЬНОСТЬ И СЕБЯ В НЕЙ.

      Ты сбегаешь в хмельное марево.

      А оно разъедает желудок химией спирта.

      Папа несколько десятилетий жил в спасительном опьянении.

      Я кричала: «Папа!» – и звала его в трезвость. Но он так долго был нетрезв, что разучился быть другим.

      Я, его дочь, была недостаточной мотивацией, чтобы научиться вновь. Ведь в трезвости вместе со мной папу ждали боль, ломка, ответственность, неуважение и осуждение других трезвых людей.

      Это очень сложно вынести, опираясь только на ребёнка. Нужно, чтобы и внутри кто-то выталкивал алкоголизм, и снаружи человека ждала поддержка, ибо трезвость не экологична для новобранца.

      Только тогда есть шансы.

      А у папы их было недостаточно, и он ушёл.

      После похорон я ощущала внутри пустоту. Мы никогда не были с ним близки как папа и дочь – между нами всегда был его диагноз, – но вот эта взрослость, навалившаяся на меня, была невыносима.

      Я ходила по улицам и плакала без слёз.

      И тут встретила Сашу.

      Он был музыкантом. Спивающимся. Он пил немного, но каждый день, и не мог играть, пока не выпьет. Он понимал, что это зависимость, и признавал проблему.

      ПРИЗНАТЬ ПРОБЛЕМУ – ЭТО МНОГО. ЭТО ОЧЕНЬ МНОГО.

      Мой папа вот не дошёл до этой точки. А я не смогла его туда дотолкать…

      Саша был уличным музыкантом, а я – уличным слушателем. Мы совпали в точке боли, тоски и музыки.

      Саша играл на улицах и копил на рехаб. Это клиника, помогающая людям с зависимостью. «Ого, вот молодец!» – думала я. Его внутренняя сила вызывала у меня восхищение.

      Моего