Командир и штурман. Патрик О`Брайан

добраться до горящего судна. Но заставить матросов грести быстрей было невозможно: чем ни грози – огонь для них страшнее порки. Среди них не было ни одного взрослого мужчины или юноши, который бы робел под пушечным огнем. Признаться, люди это были послушные, каких поискать, когда следовало пойти на абордаж, установить береговую батарею или что-то еще. И пушки «Шарлотты» не были нацелены на нас, а палили наугад. И все равно настроение у команды куттера было совсем другим, не то что в бою или в непогоду, да еще ночью на подветренном берегу. А когда команда не желает повиноваться, с ней мало что можно сделать.

      – Это верно, – согласился Джек Обри. – Того, кто готов повиноваться, принуждать незачем. – Он вспомнил разговор со Стивеном Мэтьюрином и добавил: – Одно другому противоречит.

      Он мог бы добавить, что экипаж, у которого резко нарушен распорядок, ограниченный во сне, лишенный своих продажных подружек, не лучший контингент, с которым можно было бы воевать. Но он знал также и то, что любое замечание капитана, произнесенное на палубе судна длиной всего семьдесят восемь футов и три дюйма, прозвучит для команды как официальное заявление. К тому же до старшины рулевых на посту управления и рулевого, стоявшего у штурвала, было подать рукой. Старшина перевернул склянку, и первые песчинки начали нехотя падать обратно в колбу, из которой они только что высыпались. Негромким, как и подобает в ночную вахту, голосом он произнес: «Джордж», и стоявший на посту морской пехотинец подался вперед и пробил три склянки.

      Относительно неба не оставалось никаких сомнений: от норда до зюйда оно было чисто-голубого цвета и лишь на западе сохраняло следы лилового оттенка.

      Джек Обри перешагнул через леерное ограждение, вцепился в ванты и стал быстро подниматься по выбленкам. «Возможно, капитану не подобает такое поведение, – подумал он, остановившись под марселем, чтобы убедиться, насколько повернется рей при туго натянутых оттяжках. – Пожалуй, лучше было подниматься через марсовый лаз». После изобретения площадок на мачтах, называемых марсами, у моряков вошло в обычай добираться до них необычным образом, цепляясь за футоксы, которые идут от лисель-спиртов возле топа мачты к футоксам у внешнего края марселя. Они цепляются за них и ползут, словно мухи, отклонившись на двадцать пять градусов от вертикали, до тех пор пока не доберутся до края марселя, и забираются на него, пренебрегая удобным квадратным лазом возле самой мачты, к которому ведут ванты. Между тем он дает возможность быстро и безопасно подниматься с палубы на верх мачты. Этот лаз, который называют «собачьей дырой», по мнению морских волков, следует использовать лишь тем, кто прежде никогда не бывал на море, или особам с очень высоким чувством личного достоинства, так что когда Джек Обри внезапно появился из него, то так напугал матроса второго класса Яна Якруцкого, что тот взвизгнул на родном польском:

      – Матка Боска!

      – Ваше имя? – спросил капитан.

      – Якруцкий, с вашего позволения, сэр, – отозвался поляк.

      – Смотрите в оба, Якруцкий, –