Портрет Лукреции. Мэгги О'Фаррелл

на платье Лукреции и осторожно убрала волосы с глаз подопечной.

      – Ну, – начала София, – рассказывай. Что случилось?

      Лукреция покачала головой и отвернулась, хотя знала, что София все равно вытянет из нее правду.

      И конечно, когда Лукреция подняла глаза, София глядела на нее, прищурившись.

      – Живот болит? – не сдавалась нянька. – Или голова? Я видела, ты ничего не съела. В чем дело?

      Хотя Лукреция зажмурилась, предательские слезы все равно закапали с ресниц. С чего начать эту необъятную, громоздкую историю: с письма, со смерти Марии или с мужчины на вершине башни?

      – Давай. – Няня с непривычной мягкостью взяла Лукрецию за руку. – Расскажи все старушке Софии.

      – Они… – запиналась Лукреция, переплетая пальцы с шершавыми пальцами няни. – То есть отец… или Вителли… не знаю даже… Они хотят…

      – Чего? – София внимательно на нее посмотрела.

      Лукреция глотнула воздуха. Серое чудовище опять приближалось, но оно побоится ее схватить при Софии.

      – Они хотят… сын герцога, за которого Марию хотели выдать… Они, в общем… Отец и Вителли думают, отец герцога захочет…

      София наклонилась поближе и вслушивалась в каждый звук, словно пыталась не упустить тончайшую золотую нить, которую вот-вот подхватит ветром.

      Обе с минуту молчали. София пристально и хмуро посмотрела на Лукрецию.

      – …тебя? – наконец спросила она.

      Лукреция кивнула, обрадованная сообразительностью Софии: ей даже не пришлось ничего объяснять!

      – Хотят выдать тебя за сына герцога? Ты своими ушами слышала?

      Призадумавшись, София шевелила губами, будто пробовала эту мысль на вкус. Ее лицо покраснело от гнева. Она перешла на родной диалект, в ее тираде прозвучали и Мадонна, и дьявол, и какие-то непонятные слова.

      – Тебе двенадцать, – убеждала она скорее саму себя. – А наследнику Феррары двадцать четыре.

      Она снова умолкла, затем постучала пальцем по костяшкам Лукреции.

      – Даже спрашивать не стану, откуда ты это выведала.

      София выпустила ее руку и, запыхаясь, встала. Затем доковыляла до окна, держась за поясницу, и выглянула на пьяццу. Подошла к камину и поворошила кочергой в огне; поленья затрещали от такого обращения, гневно выбросив целое созвездие искр из черного от сажи жерла.

      – Можно… – обратилась София будто бы к дровам. – Нет, даже нужно нам с тобой быть похитрее. Как парочке лисиц. Понимаешь?

      Лукреция кивнула, хотя ничего не поняла. Она осторожно привстала, опираясь на локти. София поставила ее на ноги, придерживая под мышками. Затем положила на ее щеку ладонь.

      – Вителли скоро придет, – прошептала она. – Будет нас расспрашивать.

      – Да?

      София крепче прижала ладонь к щеке Лукреции. Необычное прикосновение – неловкое, и в то же время мягкое. Настойчивое и в то же время нежное.

      – Что бы я ему ни сказала, как бы ни ответила, во всем со мной соглашайся. Ясно?

      Лукреция озадаченно кивнула.

      – Отвечать