Ложечник. Марьолейн Хоф

От человека к человеку, от дома к дому. Она оттяпает тебе нос, и пальцы, и все остальное. Великая хворь хитра, но Фрид хитрее. Сейчас его нет, на этот раз долго. Но мало ли что. То ли обмен не заладился, то ли кролики попрятались. Да нет же, все как раз наоборот! Фрид столько всего выменял, что еле идет. Бедный Фрид, он и так-то сутулый, а сейчас, значит, и вовсе ковыляет чуть ли не носом в землю. Набрал колбасы, хлеба, сыра, да еще и новое ведро небось тащит, старое-то уже прохудилось.

      Пора спать. Еще одна ночь. Ничего не должно случиться. Дверь надежно заперта на засов, ставни закрыты, Лока на половике.

      Эй ты, там, слышишь меня?

      Посреди ночи Яниса разбудил грохот.

      Кто-то со всей силы колотил в дверь.

      – Эй ты! – проорал мужской голос. – Открывай!

      Лока с лаем бегала туда-сюда по хижине, скребя когтями по полу.

      – Открывай давай! – кричал голос.

      Янис повел себя так, как учил Фрид: застыл на месте. Как детеныши косули и зайчата – они замирают и притворяются, что их нет.

      Раздался сильный удар. С грохотом затрясся засов. Самой двери было не видно, слишком темно.

      – Ну! – потребовал голос.

      Янис с головой зарылся в одеяло и старался не дышать. Должно казаться, что все ушли и в доме никого нет, кроме громадной собаки с острыми оскаленными зубами.

      – Я знаю, что ты там!

      Под одеялом голос было слышно хуже, но слова всё-таки можно было разобрать. Яниса бросило в жар. Сердце бешено колотилось – так громко, что и за дверью может быть слышно.

      – У меня для тебя есть новости, – донеслось снаружи. – О твоем Фриде. Эй ты, там, слышишь меня?

      Янис сжал губы еще плотнее.

      – Знаю, что не спишь, – продолжал голос. – Кого-кого, а меня не проведешь.

      Затем всё стихло.

      Янис сел в кровати. Несколько мгновений ничего не происходило. Янис замер в ожидании, чувствуя, что голос тоже ждет. Надеется, что Янис себя чем-нибудь выдаст. Зарычала Лока. Рядом с хижиной послышался хруст шагов. От двери, за угол, вдоль поленницы. Янис соскользнул с кровати и на ощупь проверил в темноте крючок ставен. Уф, закрыто.

      – Эй, малец, да не бойся ты. – Голос был совсем рядом, их разделяли только стекло и трухлявая древесина ставен. – Это я, Схенкельман. Торгую вразнос носками да шнурками, куртками да платьями, шапками да перчатками.

      Янис отступил на шаг. Совсем тихо, чтобы не издать ни звука. Еще шаг. Не отвечать. Ни единого слова. Сухой ком в горле. Янис сглатывал и сглатывал, пока не стало трудно дышать. Еще один шаг. Но позади оказалась табуретка. Она опрокинулась и стукнулась о стену.

      – Я так и знал! – обрадовался Схенкельман. – Не спишь, конечно.

      Янис, не в силах больше сдерживаться, открыл рот.

      – Фрид? – окликнул он тоненьким голоском. Он знал, что Фрида там нет, но не мог не спросить. – Это ты?

      – Тю-тю твой Фрид, – ответил через дверь Схенкельман. – Не жди его больше. Я уже битый час пытаюсь это тебе втолковать.

      – Он ушел на обмен, – возразил Янис. – И вот-вот вернется.

      – Да