Мёртвые не спят. Елена Валентиновна Нуднова

становилось как-то спокойнее.

      – Не могу, у меня есть дела. Но я зайду утром. Не провожай.

      Он вышел, хлопнула входная дверь. Я продолжала стоять, словно ожидая чего-то. Чужое присутствие поддерживало меня, если вели – я шла, если спрашивали – отвечала. Такие действия, пусть и совершающиеся чисто механически, отвлекали от мыслей, теперь же они «догнали» меня, накрыв огромной приливной волной. Вернулось беспокойство и грызущее чувство тоски, стены комнаты будто сближались, грозя раздавить.

      Бутылка с виски начала казаться заманчивой. Интересно, мёртвые пьянеют? Я попыталась взять бутылку, но ничего не вышло. Просвечивающая рука не смогла коснуться стекла. Ну точно призрак, совсем как в фильме с Вупи Голдберг. Сесть тоже не получилось, поэтому я со вздохом опустилась прямо на пол.

      Обычно люди находят утешение в том, что смерть не является концом, после неё тоже что-то есть. Меня это не успокаивало. В любом случае всё кончено, остался лишь огромный список «никогда». Мне никогда не вернуться домой, никогда не пройтись по Измайловскому парку, никогда не подержать на руках моего кота Бублика… От накатившей жалости к себе стало совсем тоскливо. Горло сдавило, я судорожно хватала ртом воздух, стараясь успокоиться.

      Наконец, дыхание более-менее выровнялось. Нет, не буду думать о… о смерти. Так только хуже. Я попыталась вспомнить что-то светлое. Лучшего друга, первую влюблённость, семью… маму. При этой мысли к горлу снова подступил плотный ком, из груди вырвался полу-придушенный всхлип.

      – Мам, – негромко позвала я.

      Она нужна мне, нужна сейчас как никогда! В эту секунду я не чувствовала себя ни взрослой, ни самостоятельной, просто потерянным ребёнком, который очень хочет к маме. Вот если бы можно было хоть на мгновение прижаться к ней, вдохнуть знакомый запах. Но мамы нет рядом, и больше не будет. Никогда. Никто не обнимет меня, не пожалеет, не даст совет. Что же мне делать теперь, мёртвой, в чужом мире и совершенно одной? Я обхватила себя руками за плечи и завыла.

      ГЛАВА 2. Новое тело и старые книги

      Истерика наконец закончилась. Я сидела на полу, пялясь в пространство, моральных сил не хватало даже на то, чтобы пошевелиться. Всё казалось бессмысленным. Хотелось погрузиться в дрёму, сбежать от окружающей действительности, пускай ненадолго. Но мёртвые не спят. Только сейчас я в полной мере осознала суть сказанного Деррилом. Время сжалось в точку, потом расширилось до невиданных пределов и обрушилось на меня. Тысячи, тысячи лет, бесконечная череда мгновений, сменяющих одно другое, и все их я должна буду прочувствовать.

      Вокруг что-то происходило. Школа с вечно бодрствующими обитателями существовала по своим законам. Из соседних квартир доносились голоса, музыка, смех. Порой слышался топот, словно кто-то пробегал по коридору, глухие звуки ударов, и пару раз, кажется, взрывы, как от петард. Но даже это не смогло заинтересовать меня настолько, чтобы я хотя бы сдвинулась с места.

      Время текло медленно-медленно, будто клейкая смола. На стене размеренно щёлкали стрелки часов. Тик-так, тик-так,