Лента жизни. Том 3. Игорь Игнатенко

белое сиянье!

      Такая ясная луна!

      Морозное очарованье,

      Тобою степь полным-полна.

      Свеченье снега в полуночи,

      Когда все звезды чуть видны,

      Луна со мной обняться хочет,

      Да не достать мне до луны.

      Так ты, далекая, как небо,

      Манишь меня, зовешь меня,

      И я хочу сквозь явь и небыль

      Коснуться твоего огня.

      1963, ноябрь, Зеньковка.

      Следующее стихотворение задумывалось как песня, и песней стало – нашей семейной, сокровенной, мотив к которой сочинила моя жена (та самая математичка). Мы ее певали не раз на домашних праздниках, знают и поют с нами изредка эти немудреные строки и наши дети.

      И тогда, почти сорок лет назад, и сейчас мне не хочется ни слова изменить в написанном, как и в нашей совместной жизни не отрекаюсь ни от одного прожитого дня. Хотя было всякое…

      Песня

      Где ты, мой далекий, мой хороший?

      Ночь спустилась тихо на поля.

      Снится мне рассветная пороша,

      В инее хрустальном тополя.

      Звезды проплывают мимо окон,

      В комнату роняя бледный свет.

      Ты, любимый мой, сейчас далёко,

      Мне к тебе пути-дороги нет.

      Нет мне в снах покоя и отрады

      Оттого, что в них приходишь ты.

      Иней опушил деревья сада,

      И стоят волшебные кусты.

      1963, ноябрь, Зеньковка.

      Постепенно лирический поток не то чтобы иссяк, но перешел в другое русло: мы с Ларисой объяснились и, более того, решили связать наши судьбы. В ту пору я написал следующие незавершенные стихи, в которых выступаю в роли некоего всамделишного учителя, хотя на ниве просвещения всю жизнь проработала именно жена, за что и стала под конец своей педагогической карьеры заслуженной учительницей России.

      Ночная лампа,

      Книжки на столе,

      Тетрадки стопкой

      Да цветок застывший…

      Есть деревенька на земле,

      Где я живу

      И где тебя не слышно.

      Иду ли в школу утром,

      В ясный день —

      Я вспоминаю голос твой, улыбку.

      По грустному лицу

      Разлуки бродит тень,

      Да снег скрипит

      Рассыпчатый и зыбкий…

      1963, ноябрь, Зеньковка.

      Практика близилась к концу, мои полгода честно были отработаны, в чем убедился посетивший меня в Зеньковке с проверкой преподаватель кафедры русского языка нашего института милейший и деликатнейший человек Александр Алексеевич Чешев. Он пробыл у меня в гостях сутки, посетил несколько уроков, разобрал по «косточкам» применяемые мною методические и прочие приемы, особо ругать не стал, хотя, наверное, было к чему придраться. Взамен я ему весь вечер, а ночевал он у меня же в комнатке, читал свои новые стихи.

      Александр Алексеевич, фронтовик Великой Отечественной, стойко выдержал это и это испытание, благо коротать время нам помогала к тому же бутылочка доброго портвейна под щедрую деревенскую