Закат на Светлой сопке. Александр Леонидович Миронов

есть сказка, только живая. И хорошо, если ты по ней прошёл не обиженным, не обманутым, не искалеченным.

      – А тебя когда покалечили, в детстве?

      – Нет на фронте, в гражданскую.

      – А ты, дедунь, помнишь своё детство?

      – Раньше вроде как и не вспоминал, теперь часто вспоминаю. Наверное, время много свободного. Не у дел стал. А может, и пора пришла о нём потосковать.

      – Дедунь, а ты песни не разучился петь?

      – Дак не знаю, давно уж не певал.

      Пока Золотцевы жили в Сураново, мальчик не отходил от старика, Мирон время от времени, что-либо делая, напевал какие-нибудь песенки. Ваське это нравилось, и он тоже стал приобщаться к песням, память у него была цепкая, быстро схватывал тексты, да и музыкальный слух был неплохим. Бывало, певали, старый и малый.

      – Так давай споём. В Пашково-то не с кем было. Отец постоянно пьяный, базлает, что непопадя, слушать противно. Мамке не до песен.

      – Так давай. Какую? Начинай.

      Мальчик сосредоточился и негромко запел:

      Все васильки, васильки.

      Сколько их выросло в поле…

      Мирон брал вторым голосом:

      Даже у самой реки

      Мы собирали их с Олей.

      Мальчик не вдавался в тонкости и трагический смысл песни, ему нравилось, что в ней звучали, как ему думалось, их имена, его и Оли, имя его младшей сестрёнки. Он любил её.

      Оля красивой была.

      Оля воды не боялась…

      Тут он даже с-под стоном брал:

      Даже по целым ночам

      С милым на лодке каталась.

      Очень Матрена любит их слушать. Наверное, и сейчас лежит там и прислушивается. Потом скажет:

      – У нашего Василька, голосок, как у херувимчика, – и всплакнёт.

      Вот же ж как получается, свои внуки, так не пронимают, к душе не припекаются, а эти… И что б было Таньке за Григория пойти? Подкрался Феофан, паразит, сломал жизнь им всем, и детям. Нет, правильно он сделал, что свёз ребят от него, правильно. Холера его побери…

      После песенки маленько передохнули. Вася сказал:

      – Ты не умирай, дедунь. Я школу кончу, выучусь на агронома, к тебе приеду. Мы с тобой заново колхоз построим. И ты опять будешь председателем.

      Старик поднял на него седое, посветлевшее как будто бы от Васькиных слов, лицо. Глаза заслезились, прокатилась по сердцу сладкая волна радости. Нежная родительская благодарность толкнулась в груди и вырвалась вздохом.

      Мирон привлёк к себе мальчика.

      – Спасибо, тебе, Василий Феофанович, на добром слове, – сказал он и поцеловал в соломенный вихор.

      С того дня старик внутренне приободрился, в глазах появилась лукавинка. На всё смотрел долгим философским взглядом человека, приобретшего веру в будущее. Не умрёт земля родимая, не умрёт после его смерти…

      Дни стояли тёплые, летние. Дожди выпадали вовремя и шли преимущественно по ночам, как по заказу. Должно быть, хороший будет урожай.

      С утра над полями и лесами поднималась голубая испарина, из которой выныривало ясное и чистое, словно