Folie a deux. Максим Ларин

зачем-то пятиться назад…. Куда же ты? Сейчас – когда так мне нужен?! Ты тоже боишься? Но зверь никогда ничего не боится… Он лишь подчиняется силе той, кто способен подчинить большую силу.

      – Позволь я стану защищать тебя…

      И она касается губами раны. И рана исчезает под её холодным дыханием.

      – Как тебя зовут? – спрашивает она меня….

      – Я есть Воскресение и Жизнь. Кто знал меня при жизни и после смерти воскреснет… Я есть Воскресение и жизнь, Отче… Пройдя дорогой смертной тени, не убоюсь зла, ибо ты со мной…

      – Чего бы тебе хотелось больше всего на свете?

      Я не вижу смысла отвечать ей, я даже не смотрю ей в глаза…

      Она подобна дьяволу. Под чарами её тяжёлых пронзительных глаз таяло время и рушились камни. Она смотрела, не моргая, и я вдруг увидел, как взор заиграл сначала жёлтым, потом изумрудным светом. Он манил, сливаясь в едином порыве с безумной музыкой, которая теперь не просто лилась, она оглушала, звала, лишала рассудка. Это был «Вокализ» – да, точно – Рахманиновский «Вокализ». Подобно тому, как гипнотизирует удав свою обреченную жертву. Подобно тому, как морфий разливается тёплым беспамятством по членам. Музыка кричала партией скрипки. И теперь слышна была только скрипка. Единственная скрипка врезалась в мой разум. Оркестр подхватывал её неторопливое повествование, и тут же смолкал. Во всяком случае, мне так казалось. А незнакомка упрямо и настойчиво смотрела прямо в меня. И не было такой силы, которая бы позволила оторвать взгляда от этих роковых глаз цвета золотистый изумруд.

      – Его лицо мне призраком белело…

      Бледнее бледности в десятки тысяч раз…

      Я уже слышал однажды это стихотворение, но не мог вспомнить – откуда оно во мне.

      – Промолвила она – наверное, я дома…

      Хотя волна касалась наших тел…

      Ты соблазнил меня своим прозрачным взглядом…

      Сказав: «Должна ты быть Русалкой,

      Наездницей на грозном Нептуне…

      Отринь же клетку – ты сказал мне просто…

      Оставь её – отныне ни к чему…

      Лишь улыбалась я тебе печально…

      Убив досаду, страсть родив в тебе…

      – Твоё лицо мне призраком белело, – зашептал я заворожённый…

      Белее бледности в десятки тысяч раз…

      И если музыка была любовным яством,

      То смех был Королевой тех утех…

      И было нам неважно – спереди иль сзади –

      Когда в грязи рождался чистый смех…

      Мой рот тогда вдруг сделался картонным,

      А в голове метался ураган,

      А мы друг в друга быстро погружались,

      Как атакует днище океан…, – закончил я…

      – Поцелуй меня, – сказала она тихо…

      – Нет, – резко поднявшись на ноги, я направился к выходу из своей квартиры, непонятного пространства, в котором теперь было не узнать моей квартиры. Уже у выхода я обернулся – комната была пуста. Незнакомка исчезла. Я толкнул входную