Русская удаль. Александр Леонидович Миронов

смеясь. – Или вам не нравится наше угощение?..

      – Да что вы! Всё тип-топ, как в лучших домах Ландόна и Пόрижа! – засмеялся и он ей в тон, даже с некоторой столичной развязностью (среда, место обитания, общество тоже воспитывают, доводят до стандартов). Спросил: – Скажите, а до метрá далеко?

      – Ой! Да что это такое? Неужели вы хотите нас покинуть? – воскликнула хозяйка. Подхватила свой бокал с вином и его ножкой чокнулась о его рюмку. – Э-э, так не годится. Давайте пить. Мы этого заслужили, не так ли? Надеюсь, даме вы не откажете? – Она сама подняла рюмку и подала ему в руку. – Прошу, прошу. И мне нравится, как вы пьёте. Другие тянут, сосут, как молоко, а вы раз – и опрокинули. Мастерски!

      – Так, ха, сколь лет практики!

      Выпили. И она пригубила, тонко, изящно. Верхнюю губку помочила в вине, язычком провела по ней, слизнула, и фужер поставила. Какая прелесть! Зою бы к ней на стажировку.

      И всё равно, пора вид делать, линять пора. Не то потом будешь петь: ах, небоскрёбы, небоскрёбы, а я маленький такой…

      Виктор резко поднялся. По-военному, как гусар в натуре, в поклоне тряхнул головой и отступил за стул.

      – Витенька! Да что же это такое? – подхватилась хозяюшка.

      – Пора. Извиняйте. Благодарю за хлеб-соль, за сосиски, за бифштексы, алкоголь. Словом, за приятный уикенд, но пора и знать момент…

      – О! Да вы ж поэт!

      – Что вы! С языка сорвалось. В школе маленько баловался.

      – Нет-нет, у вас явные способности. У меня есть профессиональные поэты. Могу хоть сейчас их пригласить.

      Поднялись и его подельники.

      – Да вы что это, господа хорошие?!. И все разом! Не-ет. Мне так не нравится. Давайте уж так и быть, проводим Виктора, он первым засобирался. А потом вы, хорошо? Нет-нет-нет, и не возражайте. Я танцева-ать хочу-у… – и она, напевая, сделала пару вальсирующих движений, отводя от бедра подол халата, платья ли.

      Так изящно, так мило! У дамы на боку снизу отчего-то две пуговицы распустились, и бедро ослепило белизной.

      Подельники осели. Тут явно на вторую серию тянет, а ему вроде бы и отступать поздно.

      Виктор вышел из подъезда. Огляделся.

      Дома, словно из скал вырубленные колонны, от низа до верха окнами светятся. Куда идти? Где метро (или метрá, как он в шутку каламбурит), или автобус хотя бы? Придётся к прохожим приставать.

      Но спрашивать ни у кого не пришлось. Какой-то парень за ним из подъезда вышел. И вдруг сам спросил:

      – Вы что, заблудились?

      Одет в пальто до пят, в кепочке, интеллигентно.

      – Ага. Как к метрý пройти?

      – Да здесь недалеко, минут десять ходу. Пойдёмте, нам по пути.

      Пошли. И точно, минут десять шли. Разговаривали. Человек оказался общительным. Что не спроси, на всё ответ знает и юморить умеет. Ничего не скажешь, москвич.

      И как будто бы вышли. Большущая улица развернулась или даже площадь, и вдали буква "М" светится.

      Тут из отделения милиции, которое они проходили, два сотрудника им навстречу вышли. У Витька душа в пятки. Не дай Бог, привяжутся?