Луч правды во мгле лжи. Мария Мусина

двусмысленность. И она решила закрепить успех:

      – И говорит: «Я ж теперь живу в элитном поселке в коттедже». Это Антон говорит. Нам с Кикой. Ну, ты представь только. Этот мальчик из хорошей интеллигентной семьи – и вдруг: «Я ж теперь живу в элитном поселке в коттедже». Как будто он на конюшне родился и выбился, наконец, в люди.

      Мне стало грустно. Очень грустно. Очень-очень. Все же я с Антоном прожила десять лет как с мужем. А знакомы мы и того больше. А теперь это – чужой муж. И живет с двадцатью восьмью племенными котиками, ну, хорошо, пусть с восемнадцатью…

      – Чего ты? – встрепенулась Ира.

      – Мне его жалко, – сказала я честно.

      – А мне – нет, – отрезала Ира, – и еще все время говорит, как он счастлив. «Я, говорит, мечтал об этом всю жизнь!» Тьфу! Противно. Розовые сопли. Счастлив он!

      – То есть он жил со мной, а мечтал вот об этом? Венчаться в клетчатом пиджаке?

      – Ну, ты не расстраивайся.

      – Куда уж мне. Как странно, что Антон прожил со мной столько лет. Представляю, как мучился.

      – Если бы у тебя не завелся Василий – до сих пор мучился бы. Ха-ха. Мучился он. Зато сейчас – по заслугам получил.

      – Ладно, я Антону зла не желаю. Пусть с ним. Грустно, когда разрушается жизнь. Даже если потом другая жизнь складывается хорошо – все равно грустно. Но давай о Наташке. С квантовым структурным преобразователем Коростылева уже можно начать прижимать, – вернула я разговор в деловое русло.

      Ире явно хотелось еще пообсасывать подробности нынешней жизни моего бывшего мужа. Но она внимательно посмотрела на меня и тоже перешла на деловую волну.

      – А что прижимать? Если даже суд – суд! – признал: все законно. Да Валера этот рассмеется нам в лицо! Он – прогрессивный хозяйственник, а мы – замшелые кляузницы. Нет, надо дальше копать. Вытащить на белый свет что-нибудь актуальное. Наверняка Коростылев и сейчас что-то мутит. Не может не мутить. Он нигде не служит. Дрыхнет до полудня, потом фитнес центр, потом ресторан с жужей. А на какие шиши, спрашивается? Значит, есть у него какой-то доход скрытый, как пить есть. На Наташкины деньги, небось, и организовавшийся доход.

      – А по поводу Антона, – ни с того ни с сего сказала я, – ты не права. Когда-то он был вполне приличным человеком.

      – Ха-ха! – мрачно сыронизировала Ира.

      – И потом дело не в Антоне. А во мне. Это я не хочу видеть в каждом предателя. Заранее причем.

      – Ну да, ну да, типа ты – светлая душа, а я исчадье. Только почему-то так получается, что права всегда я. А ты со своей светлостью все время в дурочках.

      Я задохнулась от возмущения. Чего это я в дурочках? Ну да, неприятно сейчас вспоминать об Антоне. О двадцати годах жизни с ним. Да, я Антона всегда защищала. Но как могло быть иначе? Как бы я с ним жила, если бы не считала его благородным человеком?

      Иркина прозорливость, конечно, имеет место, и если ей следовать – Иркиной концепции – ты вряд ли неожиданно попадешь впросак. Просто потому, что ты все время будешь в нем. Будешь во всех видеть одни недостатки. Бр-р. Быть каждую секунду начеку – очень расшатывает нервы. В этом нет