Мертвые души. Николай Гоголь

известно, три главные предмета составляют основу человеческих добродетелей: французский язык, необходимый для счастия семейственной жизни, фортепьяно, для доставления приятных минут супругу, и, наконец, собственно хозяйственная часть: вязание кошельков и других сюрпризов. Впрочем, бывают разные усовершенствования и изменения в метóдах, особенно в нынешнее время; все это более зависит от благоразумия и способностей самих содержательниц пансиона. В других пансионах бывает таким образом, что прежде фортепьяно, потом французский язык, а там уже хозяйственная часть. А иногда бывает и так, что прежде хозяйственная часть, то есть вязание сюрпризов, потом французский язык, а там уже фортепьяно. Разные бывают метóды. Не мешает сделать еще замечание, что Манилова… но, признаюсь, о дамах я очень боюсь говорить, да притом мне пора возвратиться к нашим героям, которые стояли уже несколько минут перед дверями гостиной, взаимно упрашивая друг друга пройти вперед.

      – Сделайте милость, не беспокойтесь так для меня, я пройду после, – говорил Чичиков.

      – Нет, Павел Иванович, нет, вы гость, – говорил Манилов, показывая ему рукою на дверь.

      – Не затрудняйтесь, пожалуйста, не затрудняйтесь. Пожалуйста, проходите, – говорил Чичиков.

      – Нет уж извините, не допущу пройти позади такому приятному, образованному гостю.

      – Почему ж образованному?.. Пожалуйста, проходите.

      – Ну да уж извольте проходить вы.

      – Да отчего ж?

      – Ну да уж оттого! – сказал с приятною улыбкою Манилов.

      Наконец оба приятеля вошли в дверь боком и несколько притиснули друг друга.

      – Позвольте мне вам представить жену мою, – сказал Манилов. – Душенька! Павел Иванович!

      Чичиков, точно, увидел даму, которую он совершенно было не приметил, раскланиваясь в дверях с Маниловым. Она была недурна, одета к лицу. На ней хорошо сидел матерчатый шелковый капот бледного цвета; тонкая небольшая кисть руки ее что-то бросила поспешно на стол и сжала батистовый платок с вышитыми уголками. Она поднялась с дивана, на котором сидела; Чичиков не без удовольствия подошел к ее ручке. Манилова проговорила, несколько даже картавя, что он очень обрадовал их своим приездом и что муж ее не проходило дня, чтобы не вспоминал о нем.

      – Да, – примолвил Манилов, – уж она, бывало, все спрашивает меня: «Да что же твой приятель не едет?» – «Погоди, душенька, приедет». А вот вы наконец и удостоили нас своим посещением. Уж такое, право, доставили наслаждение… майский день… именины сердца…

      Чичиков, услышавши, что дело уже дошло до именин сердца, несколько даже смутился и отвечал скромно, что ни громкого имени не имеет, ни даже ранга заметного.

      – Вы всё имеете, – прервал Манилов с такою же приятною улыбкою, – всё имеете, даже еще более.

      – Как вам показался наш город? – примолвила Манилова. – Приятно ли провели там время?

      – Очень хороший город, прекрасный