Мои ночные забавы. Роман Черкашин

рукой, –

      «Только обязанность и бизнес,

      Романтики – нет никакой».

      А ведь он помнил, как мечтали,

      И жизни выстроили план,

      Куда ушло, что намечали?

      Остался лишь семьи капкан.

      «Но может быть не всё так плохо,

      И пусть не молод я уже,

      Найдется новенький пройдоха,

      Готовый стать на рубеже.

      Кто в справедливость сердцем верит,

      И романтизм в душе растёт,

      Тому отдам я лук и стрелы,

      Пусть он в лесу себя найдёт».

      Он тихо лук в свой шкаф поставил,

      И грустный ужинать пошёл….

      Другое время здесь настало:

      Прокрустов – море, Гудов – ноль

      Это сочинено на конкурс в Массолите, но он так и не состоялся.

      Есенину

      Вас не повесят в пе́тлю в «Англетере»,

      Вам не писать стихов под пьяный шум,

      И пусть порой я был высокомерен,

      И пусть я был в запое вольнодум.

      Клялись ли вы в любви на сене девкам,

      А я всю ночь стишата им читал,

      Но надоели эти однодневки,

      Туда уехал, где я заблистал.

      Да, в бога верил, и за это стыдно,

      Сейчас не верю – грустно на душе,

      Но стал, однако, в будущем солидный,

      Ходил в перчатках, кепи из шерсти́.

      В столице я на палубе большущей,

      За рюмку водки пропивал штаны,

      А мой талант был весь дикорастущий,

      А пьяные загулы все страшны!

      Но счастлив тем, что целовал я женщин,

      И мял цветы, валялся на траве,

      А всех зверей, как братьев наших меньших,

      Я никогда не бил по голове.

      Меня же били, били очень сильно,

      Сначала за безудержный разгул,

      Потом за то, что я писал двужильно,

      И что Чекистова не так я помянул.

      Потом была та ночка в «Англетере»,

      И кровью мной написано письмо,

      Тогда меня сослали в другой берег,

      Там человек мой чёрный ждёт давно.

      Маяк

      Я радуюсь: ты существуешь,

      Тому, что муж есть у тебя,

      Но сам для тебя я не важен,

      И верно: сгублю я себя.

      Я ездил в турне по Нью-Йорку,

      Взгляд глаз твоих видел всегда,

      А дома ждала только порка,

      Ведь ты презирала меня.

      Возьму револьвер, в ухо вставлю,

      Иль к сердцу его прислоню,

      И сам себя мигом избавлю,

      Забрызгаю всю простыню.

      Тогда обо мне ты и вспомнишь,

      Минуту поплачешь, взгрустнув,

      И вздрогнет мой громкий приёмник,

      Раздув мой мертвеющий клюв.

      Да, жизнь, несомненно я прожил!

      На трубах вовсю я сыграл!

      Любил сигареты, собачек,

      Но я не предвидел финал!

      А это было написано мной ради подруги по переписке…..

      Поэт

      Кавказ, свои хребты раздвинув,

      Меня готовился принять

      Туда, где смертной тьмы оковы,

      Сумеют душу обуздать.

      Мой