РУКАВодство по рукоприкладству. Александр Иулианович Рукавишников

в этом эссенцию смысла, а не пройти мимо, коротко зевнув. А порыться в этом соре предлагаю вместе. Я не раз это делал в компании великих, читая дневники и порой не совсем понятные установки Паши Филонова, погружающие в далекие времена рассказы Кости Коровина и Кузьмы Петрова-Водкина, вроде бы дурацкие заветы и советы Васи Ситникова, эксцентричные записки Сальвадора Дали. Очевидно, стоит остановиться, иначе можно перечислять до конца книги. Думаю, что автору «Дельфийского возницы» понравился бы Роберт Фрипп. Хотя Лев Толстой говорил Чехову: «Шекспир скверно писал пьесы, а ваши еще хуже». Это панибратство через века свойственно большим мастерам. Школа Рубенса может морочить голову только обывателю, но не Филонову. Он, умирающий от голода на железной сетке-кровати, видел всю марцифаль (выражение тюремное, означает смесь марципана и кефали) предлагаемой живописи. Это и есть Страшный суд (поверьте художнику).

      Эта книга не претендует, конечно, на то, чтобы быть полноценным руководством: писать его было бы самонадеянно и, самое главное, бесполезно. Всё-таки никакому рукоприкладству (читай – делу, занятию, ремеслу), я полагаю, нельзя научиться, следуя руководству. Скорее это коллекция мыслей, соображений и воспоминаний человека, который посвятил скульптуре – самому сложному, на мой взгляд, для восприятия виду искусства – много времени. А также советов, предостерегающих молодых от неосторожного обращения с граблями и велосипедами.

      Что такое скульптура.

      Объем и воздух

      Наша публика так еще молода и простодушна,

      что не понимает басни,

      если в конце ее не находит нравоучения.

      М. Ю. Лермонтов.

      «Герой нашего времени»

      Если попытаться сформулировать ответ на вопрос: «Что такое скульптура?», уверен, что многие столкнутся с затруднениями. Я же определяю скульптуру так: это объемный иероглиф в пространстве, читаемый со всех точек обзора, активно влияющий на психосферу.

      Дзенское появление звука в тишине – чудо. Первый штрих изображения на девственной поверхности – сакральный акт. Представьте себе пустой череп, в котором невесомая песчинка вдруг начинает превращаться в горошину. И мы, обладатели этого пространства, с ужасом и восторгом начинаем различать черты нового объема, в который превращается горошина. И объем этот совершенствуется, усложняется и как будто начинает звучать как орган. Так рождается видение новой скульптуры.

      Здесь, пожалуй, правы даосские мыслители: Великая Пустота порождает всё, и объем в том числе. Но, рождая, она его и омывает, оберегает и преподносит. Скульпторы называют это явление воздухом. Пропорциональные соотношения воздуха и объема очень важны. К воздуху необходимо относиться бережно, понимая, что он сам по себе уже великая ценность. Так же, как акварелист до конца бережет белизну бумаги, в отличие от живописца, который наслаивает свет по своему желанию. Многие старательные, но не очень тонкие художники