Скоро конец света. Микита Франко

какая-то ошибка! Быть такого не может…

      Я снова пожал плечами.

      Анна так и стригла меня, с такими большими удивленными глазами – было забавно. Только почему-то она замолчала.

      Лишь закончив, Анна сказала:

      – Ну вот… Смотри… – говорила она тише, чем до этого.

      Я покрутил головой перед зеркалом. Получилось очень даже хорошо – и коротко, и при этом я не стал похож на футбольный мяч.

      – Здорово! – искренне обрадовался я.

      Но Анна только грустно улыбнулась. Может, она подумала, что плохо меня подстригла? Для убедительности я еще раз повторил:

      – Правда, очень хорошо.

      Она убрала расческу, включила воду, смыла с раковины мои волосы. Я неловко стоял рядом.

      Потом она посмотрела на себя в зеркало. И я тоже посмотрел в зеркало – на нее. Мы встретились взглядами, и Анна сказала:

      – Когда, пронзительнее свиста, я слышу английский язык, – я вижу Оливера Твиста над кипами конторских книг.

      Лицо у нее при этом осталось грустным каким-то. Хотя стихи хорошие – мне понравились.

      – Чьи это? – спросил я.

      – Мандельштам.

      Почему-то, сказав это, она быстро-быстро засобиралась и ушла. Спохватившись, я решил выскочить на крыльцо, чтобы посмотреть ей вслед.

      Но крыльцо было занято. Она на нем курила. Плакала и курила. Вокруг шел дождь. Когда закончила курить, пошла прямо так – без плаща и зонтика. Хотя зонтик, мне кажется, у нее был.

* * *

      На следующий день Анна снова приехала в батор. Она сразу пошла к администрации, а через время вызвали меня – сказали, что она хочет со мной пообщаться. Я пожал плечами: пусть пообщается, если хочет. Я тогда еще не понимал зачем.

      Мы прогуливались по территории батора, и она задавала вопросы, по которым я начал догадываться, что она, наверное, подумывает меня забрать. Все как обычно: чем занимаешься, что любишь…

      – Я люблю играть в «Змейку», – ответил я.

      – А это что?

      – Игра на телефоне, – и я вытащил свою старую «Нокию» из кармана.

      Анна немного удивилась:

      – У тебя такой телефон?..

      – Какой «такой»?

      – Такой… Старый.

      Я хмыкнул:

      – Что в баторе дают, тем и пользуюсь.

      Анна нахмурилась:

      – В баторе? Ты так называешь детский дом?

      – Все так называют. От слова «инкубатор».

      Мы прошли целый круг в молчании. Анна думала о чем-то своем, а я размышлял, стоит ли мне пытаться самому подбирать темы для разговора, или это она должна делать как моя потенциальная мама.

      Пока я думал, она спросила первой:

      – Почему ты называешь себя Оливером?

      – Потому что меня так зовут. В честь Оливера Твиста.

      – Ты читал?

      – Да. У нас в библиотеке есть.

      – И тебе кажется, что ты похож на Оливера?

      – Да, – кивнул я. – Он все время скитался один. Я тоже один.

      Она посмотрела на меня с каким-то неясным восторгом. Но мигом ее взгляд потух и сменился другим – жестким, почти пустым. Я знал, что это значит.

      Так все смотрели. Светлана Сидоровна так смотрела, когда я с ходу решал задачи по математике. А воспиталки