Исповедь на подоконнике. Ева Таксиль

Ноги Чехову казались каменными, когда он шел до двери, рука дрожала, а глаз начал дергаться. Женя шумно выдохнул и повернул замок. На пороге стоял высокий, немного поседевший, солидный мужчина в квадратных очках. Лицо его выражало смесь всего уважения, ума, честности и интеллигентности, что когда-то создал в себе мир. Чехов не увидел надменности и шпионажа, словно отец приехал не за допросом и исследованием жизни сынишки. Он шагнул в квартиру, держа руки в карманах черного пиджака, золотая цепочка от очков падала на воротник, собственно, Павел Алексеевич Кариотский выглядел так же, как и всегда, сколько Женя его помнил: статно, дорого.

      – Доброе утро, Женя. Я ненадолго. Как настроение?

      – Все в норме. – Чехов поднял вверх дрожащую руку в кулаке. – Вот мои хоромы, так сказать… Кухня, ванная, спальня…

      Отец спокойно осмотрел виды из открытых дверей.

      – Для чего тебе пять кроватей? Женя, сколько раз я тебе говорил, чтоб ты завязывал эту свою золотую жизнь? Все вечеринки да вечеринки. Вот так с порога и разочаровываешь меня, сынок. Ну ладно, дело твое… – Павел Алексеевич молча направился блуждать по квартире, оставив сына дрожать от тревоги.

      – Комнат много, ставить нечего. Купил вот… кровати… пять штук… – запинаясь, мямлил трясущийся Чехов.

      – Сказал бы, я бы бильярд купил. Господи боже, это еще что?

      Женя сорвался с места, чуть не споткнулся и подскочил к отцу, вытирая со лба холодный пот тыльной стороной ладони. Что он мог найти? Сигареты? По сути, Чехову 22 года, но боится, как семиклассник.

      – Женя, у тебя в кровати чье-то тело. Побоюсь спросить, живое ли.

      Чехов выдохнул. Не сигареты, всего лишь рыжий балбес.

      – Это Ваня, мой друг. Он переночевать пришел, у него тут… практика недалеко была.

      – Где?

      – В церкви. – выпалил Женя первое, что пришло на ум, громко, через сотую секунды после слов отца.

      Павел Алексеевич вопросительно посмотрел на сына, тот молча вскинул руки. Отец отправился на кухню, а Чехов, как самая преданная хозяюшка, начал порхать около чайника и разбираться, чем можно покормить отца, а за что его побьет Адам. Вовремя о нем подумал Женя, ведь именно из комнаты Коровьева лениво вышел Котенок.

      «Черт», – Чехов напрягся, выронил из рук чашку, начал стремительно убирать тапком осколки в сторону савка с пылью. – «Я труп».

      – Женя, твоя квартира все чудесатее и чудесатее. В спальне работник церкви, еще и кот. Что дальше? Крокодил в ванной?

      – Нет, там обычно второй ночует. – пожал плечами Чехов и со всей силы дал себе по лбу мысленно, ведь понял, насколько сглупил.

      – Второй работник или кот?

      – Работник! Ой, то есть кот. Пап, не ругайся… Они тут ненадолго.

      – Что же ты с ними сделаешь?

      – Я же медик. – нервно хихикнул Чехов, протирая стол от невидимой пыли. – Ну… Исследовать буду. Да.

      – Ты препарируешь котов? Женя, умом ты, видимо, в маму. – разочарованно выдохнул Павел Алексеевич. Чехов поджал дрожащие губы и сжал руки в кулаки.

      Тревога охватывала