Террариум смертных грехов. Кузя Валерьянкина

в подземке, в конце концов.

      Прошла целая вечность. Голая нога мерзла. Однако когда девушка уже начала трястись от беспокойства, люди снова потихоньку начали собираться на платформе. Значит, та электричка не могла быть последней. Все в порядке, обязательно все должно быть в порядке, у ее страшной сказки будет счастливый конец.

      Между тем людей становилось все больше, они послушно подходили к краю платформы, не заходя за желтую линию, и в ожидании смотрели в темноту тоннеля – все как один. Оттуда раздавался нарастающий гул, но поезд не прибывал. Это было странно. Еще страннее было их гробовое молчание. Они не переговаривались между собой и даже… не дышали? Казалось, если Катя что-нибудь прошепчет, по бесконечному вестибюлю ее шепот разнесется громовыми раскатами.

      Едва справившись с комком тошнотворного страха, девушка решила покинуть зал. Запоздало сняв оставшуюся туфлю, она на цыпочках устремилась к эскалатору, чтобы подняться. «Только не смотри им в глаза, не смотри на них, – говорила она себе, стараясь дышать ровнее. – Пока ты не смотришь, они не видят». Но оказавшись возле своей цели, девушка начала впадать в панику. Все перекрыто, выхода нет, входа тоже. Откуда же тогда взялись люди, если не спустились сверху? Помещение продолжало заполняться, но невозможно было уловить, откуда появлялись новые пассажиры. Они стали частью зала, как белоснежные колонны или желтые линии по краям, которые нельзя пересекать.

      Бежать было некуда, разве что в темный тоннель, откуда доносился гул приближающегося поезда. Но спасение ли это? Впрочем, выбор отсутствовал.

      Застывшие, как манекены, люди смотрели в сторону звука. Катя снова должна была пройти к платформе через толпу, если хотела уехать отсюда. «Не смотри, только не смотри», – повторяла она, однако невольно ее взгляд все же упал на лицо одного из пассажиров. А затем на другое, третье… Она не могла оторвать глаз от людей из толпы. Похожие, как если бы все они приходились друг другу братьями и сестрами, обладатели ничего не выражающих лиц краем глаза будто следили за ней – чужой в этой подземке, слишком яркой, настоящей. Они не выдавали своих намерений ни случайной ухмылкой, ни движением зрачка, ни наморщиванием лба – застыли в одной неживой, нечеловеческой гримасе.

      Звук все еще шел из темноты, однако никакого поезда не было и в помине. Катя пятилась, не замечая, что скоро переступит желтую, как сочная тыквенная мякоть, линию. Не отводя глаз от одинаковых лиц, она медленно придвинулась к краю и, запнувшись о собственные ноги, с истошным криком резко рухнула на пути.

      Никто не протянул руку помощи. Жестокий урок: страшны не одинаковые лица в толпе, а человеческое безразличие. Самый же главный твой враг – это ты сам.

      ***

      Прибыл поезд. Толпа погрузилась в вагоны, такая же молчаливая и бесстрастная. Иногда ожидание людей с одинаковыми лицами длилось годы – мука, но не смерть. Наконец-то они покинут платформу. Теперь осталось доехать до конечной.

      Электричка