Возвращение Арсена Люпена. Морис Леблан

помедлив, взялся за фуражку.

      – Идем, Шарлотта.

      – Нет, – возразил Ботреле, – я еще хочу у нее кое-что спросить. Пусть останется. Заодно и поболтаем. Я ведь знал ее совсем еще маленькой.

      Форберваль ушел. Ботреле с девочкой остались в кабачке одни. Некоторое время они сидели молча. Официант унес чашки из-под кофе.

      Их взгляды встретились, и молодой человек очень мягко накрыл руку девочки своей. Она мгновение глядела на него потерянно, будто задыхаясь. И вдруг, уронив лицо на руки, зарыдала.

      Ботреле не утешал ее, только спросил чуть позже:

      – Ведь это ты все сделала, да? Ты была посредником? Ты принесла фотографию? Правда? А потом, позавчера, говорила всем, что мой отец у себя в комнате, хотя знала, что его там нет, ведь ты же сама помогла ему выйти?

      Шарлотта не отвечала. Тогда он проговорил:

      – Зачем ты это сделала? Тебе, конечно, дали денег… на ленты или целое платье…

      Ботреле отнял руки девочки от лица, заглянул ей в глаза. Он увидел следы слез на несчастном личике. Милое девичье лицо! Но было в ее чертах что-то тревожное, переменчивое, склонность уступать искушениям и готовность ради этого на все.

      – Ну ладно, – сказал Ботреле, – дело сделано, не будем больше об этом говорить. Мне даже не нужно знать, как именно все между вами произошло. Скажи лишь только то, что будет полезно мне в моих поисках. Может быть, при тебе о чем-то говорили? На чем его увезли?

      – На автомобиле… я слышала, как они об этом говорили, – быстро ответила она.

      – А по какой дороге?

      – Этого я не знаю.

      – Может быть, тебе запомнилось хоть слово, хоть что-то, наводящее на след?

      – Ничего… Правда, один из них сказал: «Не будем терять времени… завтра в восемь сам шеф позвонит нам туда».

      – Куда это туда?.. Припомни… Ведь это было название города?

      – Да… что-то такое, похожее на Шато…

      – Шатобриан? Шато-Тьерри?

      – Нет… нет…

      – Шатору?

      – Да, так… Шатору.

      Но Ботреле уже не слышал последнего слова. Он вскочил с места и, не заботясь более о Форбервале, бросив девочку, изумленно глядящую на него, распахнул дверь и бросился к перрону.

      – Шатору… Будьте добры, один билет до Шатору.

      – Через Ле Ман и Тур? – осведомилась кассирша.

      – Да-да… Кратчайшим путем… Я буду там к завтраку?

      – О нет!

      – К обеду? К ужину?

      – Нет, для этого вам надо было бы ехать через Париж… Парижский экспресс отходит в восемь часов… Вы не успеете.

      Но Ботреле успел.

      «Отлично, – думал он, сидя в купе, – я провел в Шербуре не более часа, но и этот час не пропал даром».

      Он ни минуты не сомневался, что Шарлотта сказала правду. Она была из тех, кто в силу слабости характера неустойчив духом, способен на самые страшные предательства, но в то же время не чужды ей были и искренние порывы, и Ботреле заметил в испуганных глазах ребенка раскаяние за причиненное ею зло, горячее желание хоть частично что-то исправить. Поэтому молодой человек был уверен, что Шатору – именно тот город,