Беспутная жизнь Гавриила Карпова. Валентина Горлова

страстями и прячусь от большого и невозможно прекрасного мира. Потом он вдруг с нежностью говорил, начиная меня внимательно разглядывать, как в первые видел: «Красивый ты пацан, Ганя, да только нос большеват. Гармонию портит». Ну спасибо!

      Одним рассказом из своей молодости он особенно бредил: его первая любовь, некая Грета, повстречалась ему в Венском лесу. Деду тогда было лет шестнадцать, послевоенное время. Его отец несколько лет был комендантом небольшого городка в Австрии, а потом дед с родителями перебрался в Вену, где он встретил свою молодость, увяз в искусстве по самые уши и стал пафосным, высокомерным и гордым. Грета была на пару лет старше, типичная немецкая красотка: высокая, долговязая, аккуратный нос, румяные щеки и холодные голубые глаза. Это дед описывал. Как бы она сочеталась со вкусом моей эпохи – не знаю. Думаю, губы у нее были чересчур тонкие, а лодыжки и икры – плотные, по моде тех времен. Они с дедом стали видеться регулярно. И бог знает, что они делали в Венском лесу, кроме прогулок. История умалчивает. Дед был так восхищен ее светящейся розовой кожей и стройной осанкой танцовщицы балета, что незамедлительно стал лепить. Талант был открыт, девственность радостно потеряна, а вся жизнь лежала перед ним впереди, искристая, солнечная. Когда дед рассказывал мне о Грете, она оживала в моем воображении, и я сам словно влюблялся в эту молодую и странную женщину. Моя Маринка была не такая: она – открытая, вся напоказ, притворно томящаяся от напускной тоски начинающая актриска.

      Так я и не понял, почему они с Гретой не смогли прийти к согласию жить в какой– то одной стране и что послужило их расставанию. Дед переехал в СССР вместе с семьей, а она осталась грустить в Вене, как в золотой клетке, спустя лет пять наверняка удачно вышла замуж за какого-нибудь ученого или, может быть, композитора. Было ли ей страшно и тяжело прощаться? А может, Грета была зла на деда. В любом случае, очень маловероятно, что эта женщина жива. А если и случись такое, то, возможно, она уже напоминает, скорее, живой труп, чем плавную и молчаливую девочку.

      – Ну что, едем к Пашке на квартиру? Надо только что-нибудь взять перекусить, а то у него шаром покати.

      – А давай, – я махнул рукой, осушил мутный пластиковый стакан одним глотком и смял его в ладони.

      Пашка был моим бывшим однокурсником. Он писал статьи для какой– то богом забытой газеты и неимоверно гордился своей интеллигентностью. Еще он регулярно выпивал за деньги друзей и знакомых девушек, находивших его чудным и привлекательным. Сейчас он жил с вычурной и скучной женщиной лет на шесть старше. Она работала в банке и отвратительно готовила. Это, в общем, все, что я знал о ней. О, и еще она носила очки в красной оправе и очень некрасиво смеялась. Эта дамочка исправно покупала еду и платила за коммунальные услуги. Финансовый ангел, ниспосланный голодному творцу самими небесами! Каким таким местом Пашка заслужил этакую щедрость, я не понимал. Серенький, унылый, облезлый, но зато добрый.

      – Пашка