Запах судьбы. Анастасия Борисовна Плеханова

Работа превыше всего! Найдите себе замену, а уж потом можете ехать.

      В общем, Рюмка как всегда несла какой-то стандартный, изжитый бред. Спорить с дурой мама не стала. Она обратилась за помощью к пенсионерке, живущей в соседней деревне. Женщина, не раздумывая, согласилась выручить.

      Деньги на лечение (по тем временам это была невероятно огромная сумма) дали дед Матвей и бабушка Лида: продали часть скотины; они всем детям и внукам всю жизнь помогали.

      И вот мама с дочкой едут в Санкт-Петербург. Девочка, выросшая в глубинке, на приволье, привыкла к спокойной величавости полей, лесов и рек. Подъезжая к Северной столице, Кася, впервые увидев светящиеся окна многоэтажек, была ошеломлена. Её впечатлительное сознание поразил фейерверк рассыпанных по горизонту огней. Они были везде! Их так много, что собьёшься считать, а уж кто-кто, а Настя хорошо считала, особенно, когда папа складывал в дровянике разделённые на четыре части брёвнышки – полешки. А тут – видано ли такое – огней видимо-невидимо!

      Настя не удержалась и восторженно закричала на весь вагон:

      – Городы! Городы!

      Попутчики рассмеялись, умиляясь восторгом и непосредственностью малышки.

      В купе ехала странноватая женщина, про таких обычно говорят «не от мира сего». Она внимательно наблюдала за воркованием мамы и дочки и задумчиво произнесла:

      – Сразу видно, что девчоночка у вас залюблена.

      Помолчав, женщина добавила:

      – Это плохо. Случись что, больно вам будет остаться друг без друга.

      Мама вздрогнула и обняла дочку покрепче.

      18. Больница

      В институте, куда поступила Настя, людей видимо-невидимо. Кого-то готовят к операции, кто-то лежит в реанимации, а кто-то уже восстанавливается, учится заново сидеть и ходить. Малышка из глубинки подружилась со многими, правда, детей почти не было.

      Один седой дед, внимательно глядя, как Настя ковыряла пальцем в носу, сказал ей:

      – Вот будешь в носу ковырять, палец – раз – и сломается, да там и останется.

      Крошка испугалась, поверила дедушке и оставила любимое занятие. С тех пор она больше никогда не ковыряла в носу. И даже потом, дома, перестала приклеивать козявки на ковёр, висящий на стене. Редчайшая коллекция козявок, увы, больше не пополнялась.

      В палате много кроватей, некоторые временно пустуют. Спать шумно, тревожно. Те, кого недавно перевели из реанимации, стонут, просят воды, но им пока не велено пить. Вместо питья бедолагам промачивают губы чаем с засахарившимся лимоном.

      Лестницы, много лестниц, не как крыльцо дома, в деревне, а длинные, бегущие складной линейкой-зигзагом, которую мастера используют во время ремонта. Ещё есть лифты – это такие крохотные тесные комнатки, бегущие то вверх, то вниз, с этажа на этаж.

      В странной неуютной комнате тётенька врач попросила Насю скушать немного какой-то белой жижи, которую называла то манной кашей, то мороженым. Наверное, сама не знала, что это там в тарелке. Нася попробовала – похоже на мел. Чудные