Рашен Баб (сборник). Александр Ольшанский

возражений. – Инфекции ведь не ведают, что у нас очень правильный курс реформ. Посему: сумели заболеть – извольте излечиться. Я выписываю лекарства, а вы сегодня же находите их. Сейчас я пришлю медсестру, она сделает укол, боль будет поменьше и температура. Когда вы убедитесь, что жена хорошо перенесла лекарство, – аллюр три креста в районную аптеку. Это лекарство там есть, купите на полный курс лечения.

      Отправляясь в город, Валентин Иванович взял с собой все деньги, но, поскольку он не знал, сколько их уйдёт на кучу рецептов, выписанных Верой Михайловной, к тому же, надо было выкроить на детские смеси, от приобретения билета в автобусе воздержался. Как назло, тут же в автобус вошли две румянощёкие с мороза ревизорши и потребовали, чтобы он оплатил не только стоимость проезда, но и штраф.

      – У меня нет денег, – отвечал он на все их притязания.

      – Тогда мы отвезём вас в милицию.

      – Везите, – безучастно согласился он.

      Убедившись, что милиция его не пугает, ревизорши вздумали высадить его из автобуса. Но не тут-то было: неожиданно за него вступились незнакомые стюрвищенские женщины. Да как вам не стыдно высаживать человека посреди леса, кричали они, у него жена больна, он едет в район за лекарствами, – откуда они уже знали, что Лена заболела? Он же учитель, а им сейчас зарплату раз в полгода платят, какие у него могут быть деньги?

      – Так вы учитель? – спросили у него ревизорши.

      – Да.

      – Так что же вы сразу не сказали! – возмутились они. – Мы с учителей давно билеты не спрашиваем. Вы же хуже безработных, – тем хоть пособие платят.

      – А я, дурак, всё время билеты брал, – признался он, чем вызвал в автобусе всеобщий смех.

      Смех смехом, но веселья не было: такого унижения он давно не испытывал. Невыплата заработанного – тоже унижение, только к нему уже все притерпелись, короче говоря, к этому их уже приучили. Но когда ревизорши, зарабатывающие свой кусок хлеба на штрафах безбилетников, считают его, сеятеля разумного, доброго, вечного, представителем совсем нищей, с их точки зрения неприкасаемой касты, да ещё выговаривают ему при этом, что он скрывает свою принадлежность к ней и напрасно им головы морочит, – это было уже слишком. Он возмутился так, что, порывшись в карманах, достал деньги и потребовал у ревизорш билет. В автобусе ахнули от удивления, а один подвыпивший мужичок с заднего сиденья произнёс сиплым, прокуренным голосом:

      – А теперь можно и пешком!

      Но никто не засмеялся, – все увидели, как побледнел Валентин Иванович, когда он садился на своё место, как его стало трясти. Дрожали не только руки, но и ноги, стучали зубы, словно он промёрз до костей – и не было никаких сил справиться с этим. Первыми на помощь пришли ревизорши: по-бабьи жалостливо смотрели на его руки, пустившиеся в пляс, и всё спрашивали у него, не болеет ли он падучей.

      – Н-н-не з-з-з-н-н-н-аю, – с невероятным трудом выдавил он из себя.

      Ревизорши сунули ему в рот таблетку валидола, – кто-то из них на всякий случай