Ученица чародея. Галина Манукян

возмущённо рассуждать:

      – И вообще, какого чёрта я здесь делаю? Интересно, что за дрянь мне подсыпал подлый хотельер? Последнее, что я помню – бокал Монтаньё в гостинице. Постой, и ты там была, принесла ему что-то. Уж не папаша ли передал подлецу Живазу снотворного порошка, чтобы заманить меня домой? Признавайся!

      Его взгляд снова разгорелся недобро.

      «Чудесно! Он ничего не помнит. А самомнения хватит, пожалуй, на всех фаворитов короля вместе взятых».

      – Да вы, сударь, ещё и глупы, – презрительно сказала я. – Не ищите в других причины своих безумств. Вы сами всему причина. А, знаете? Подите прочь. И если хватит совести, позовите Женевьеву или Софи, чтобы помогли мне подняться.

      Я отвернулась и принялась гордо рассматривать покрытый многодневной пылью паркет. Судя по звуку, Этьен встал и шагнул прочь.

      «Не плакать! Не плакать! Не плакать!» – твердила я себе, кусая от обиды губы.

      Вдруг рядом послышался вздох. Меня подхватили на руки и понесли к винтовой лестнице. Я не поворачивалась, но знала, что это сын лекаря.

      Взыграли остатки совести. Значит, не всё ещё потеряно.

      Он опустил меня на кровать и наклонился к моему лицу. Я сморщилась и хотела отвернуться, но Этьен аккуратно придержал ладонью мою голову и с неожиданным сочувствием спросил:

      – Что болит-то? Ногу подвернула? Или на спину упала?

      Я смотрела в его глаза и не знала, что ответить. К горлу подкатил ком.

      – Ну, ну. Давай разберёмся, – отвёл взгляд Этьен и так же, как отец, обхватил пальцами моё запястье.

      «Лекаря изображает, – с возмущением подумала я. – Лучше бы шёл на все четыре стороны. Господи, пусть он уйдёт! Пощади меня хоть в этом!» Я закрыла веки, чтобы только не видеть Этьена. Его прикосновения вызывали омерзение. Я сейчас не сдержусь.

      – Ничего не понимаю, – пробормотал он. – Будто бы два пульса прослушивается. Это невозможно. Мадемуазель! Мадемуазель, посмотрите на меня.

      Я приоткрыла глаза. Дышать всё ещё было тяжело, испарина покрыла лоб. Я, наверное, сейчас бледна, как привидение. Тем паче раздражал его здоровый румянец на щеках и ярко очерченные губы.

      – С чего это мсьё изволили перейти на «вы»?

      Ошеломлённый Этьен осторожно положил мою кисть на одеяло и потёр подбородок.

      – Видимо, я выпил лишнего или… Нет, такого просто не может быть. Вы… – человек?

      – Я, кажется, выразилась ясно. Подите вон, сударь. Вон! – вскричала я, в порыве гнева даже сумев поднять голову и сжать шерстяную ткань скрюченными пальцами.

      Этьен вспыхнул, выпрямился и ринулся из комнаты. Резво, что тот заяц от огородного сторожа. Надеюсь, даст дёру и никому ничего не скажет, трус несчастный. Это меня порадовало. Отлежусь, и снова всё будет хорошо.

* * *

      Мою бессильную дрёму, закрученную болями и смутными рассуждениями, прервал стук в дверь. Надеюсь, Софи… О, нет, в дверном проёме снова показалась кудрявая голова Этьена, а затем и он сам. Уже не полуголый, в новеньких сапогах, чёрных бархатных штанах. Белоснежная рубашка