Ученица чародея. Галина Манукян

вытаращился на нас, когда мы вошли в ворота.

      – Мсьё Годфруа у себя?

      – В кабинете был.

      – Сюда, – поманила я пальцем великана.

      Через пару минут он уже свалил на кушетку тело Этьена.

      Не разглядев ещё лица раненого, мсьё Годфруа пробормотал, кивая на великана:

      – Ничего себе улов. Без добычи не ходишь? – но тут же я вздрогнула от вскрика: – Этьен! Чёрт возьми! Жив?! Кто его так?!

      Лекарь склонился над сыном, пытаясь нащупать пульс. Видимо, нащупал – облегчение мелькнуло на лице мсьё Годфруа, но оно тут же снова стало суровым.

      – Кто это сделал, я спрашиваю?! Онемела, Абели Мадлен?

      Не зная, что сказать, я развела руками, запнулась и брякнула:

      – Я…

      – Как это ты? У тебя что, баллиста в юбках запрятана или палица в переднике?

      – Ну… не своими руками, мсьё, так… вышло… Я не хотела…

      Лекарь всмотрелся в ещё остекленевшие глаза белокурого великана и зло сплюнул на пол.

      – Потом разберёмся. Голема своего вон выстави. Или нет… пусть воды принесёт. Ведро. Лучше два. И Женевьеву сюда зови. Чего застыла, как соляной столб? Марш, я сказал! – прорычал мсьё Годфруа.

      С воплем «Женевьева-Женевьева, сюда!» я бросилась по коридорам и к колодцу. Великан – за мной.

      Служанка как сквозь землю провалилась.

      Мы вернулись в кабинет, великан со стуком поставил ведра на каменный пол, расплескав. И я махнула на него:

      – Всё, спасибо. Идите, идите домой!

      Блондин вышел за дверь, а я обратилась, переводя дыхание, к лекарю:

      – Нет Женевьевы. Давайте я сделаю, что смогу.

      – Наделала уже! – рявкнул лекарь, разрезая рубаху на сыне.

      У меня внутри похолодело: помимо синяков и ссадин на обнаженном мускулистом торсе юноши сочились кровью несколько колотых ран.

      – Проклятье! – Лекарь сунул мне в руку бинты и показал: – Держи тут и тут. Крепко дави. Надо остановить кровотечение. Да не трясись, чёрт тебя побери!

      Ледяными пальцами я прижала к плечу и боку Этьена серую ткань, и она быстро стала напитываться алым. Под моей ладонью стало горячо и влажно. Я сглотнула и прижала сильнее, пытаясь сдержать кровь. Лекарь сосредоточенно обрабатывал другие раны и перевязывал их. Потом оттолкнул меня и занялся этими.

      – Вон чистая тряпка. Смой кровь с его лица.

      Я дрожащими руками принялась это делать – красавца Этьена было не узнать под распухшей, разбитой маской. Я решилась спросить:

      – У вас есть здесь алкоголь?

      – Зачем тебе? – не понял лекарь. – А-а, нет, не стоит.

      – Но я же могу…

      Лекарь поднял на меня чёрные глаза, в них сверкала такая же мстительная злость, какую я видела у Этьена:

      – Смертельных ран нет. Отлежится. Может, поумнеет.

      Мне было не понять, видимо, ни отца, ни сына. Я снова со страхом глянула на почти голого, беспомощного Этьена и закусила губу. Моё мнение тут не требуется.

      Мсьё Годфруа буркнул:

      – Ещё успеешь принести пользу.