Вечный колокол. Ольга Леонардовна Денисова

праву.

      Она очень хорошо одевалась, как боярыня. Многие считали худобу ее недостатком, но для Млада она была хрупкой. Ее руки напоминали ветви березы – такие же длинные и гибкие. Она вся напоминала березу – тонкую и высокую. А лицо… Млад всегда находил ее лицо очень красивым, хотя кто-то мог бы с ним и не согласиться. Особенно ее глаза – огромные, с длиннющими черными ресницами, такими пушистыми, что казались ненастоящими. И короткий нос, и маленькие, как будто припухшие, губы…

      Он трижды звал ее замуж, но она неизменно отвечала:

      – Чудушко мое… – и кашляла, – за кого замуж? За тебя замуж? Два наставника – это слишком для одного дома. И потом, куда ты денешь своих учеников? Нет, Младик, замуж я не хочу. Тем более – за тебя. Ты совсем не приспособлен к жизни. И я тоже.

      Они больше десяти лет были вместе: Дана и этим отличалась от других женщин, она не боялась, что станут о ней говорить, и Млад ночевал у нее, когда ему вздумается, и приходил открыто, не прячась и не озираясь по сторонам.

      Прислушиваясь к сопению Миши в спальне, Млад надел валенки на босу ногу, накинул на плечи полушубок и потихоньку выскользнул за дверь.

      Дом Даны стоял на другом конце наставничьей слободы, в полуверсте от дома Млада, и он пожалел, что не надел треух: казалось, уши покрылись инеем. Университет потихоньку успокаивался: гасли огни в коллежских теремах, вместо гомона множества голосов раздавались отдельные пьяные выкрики, драки прекратились. Млад прошел мимо терема выпускников: наверху горел свет – для студентов-татар, похоже, опасность миновала.

      Конечно, Дана уже спала. Млад долго думал, прежде чем постучать в темное окно: а стоит ли ее будить? Но она услышала его стук сразу, будто ждала его, зажгла свечу и отодвинула засов.

      – Я сразу догадалась, кого леший принес ко мне в столь неподходящее время… – проворчала она, пропуская Млада в дом. Он очень любил смотреть на нее, когда она в одной рубашке: помятая, сонная, теплая. Особенно если горела всего одна свеча.

      – Я тут привез тебе кое-что… Я в Новгороде сегодня был и вот привез… У меня просто времени не было раньше…

      – Не гунди. Опять шапку не надел? Сначала погреем уши, а потом поговорим… – Дана поставила свечу на стол, подняла тонкие руки и прижала их к его ушам. – Холодные.

      Она приподнялась на цыпочки и дохнула ему в ухо – горячо и приятно.

      – Я ненадолго совсем, пока Миша спит…

      – Ага, – она дохнула ему в другое ухо, – теплей?

      – Теплей, – он улыбнулся. – Я платок тебе привез. Шелковый. Смотри, какой красивый.

      Млад вытащил из кармана коробок из тонкой соломки и открыл крышку.

      – Ты умница, – Дана подхватила коробочку и невесомую ткань. – Не сомневаюсь, ты пришел поговорить.

      – Ну… я не только… Я… просто…

      – Ага, – она засмеялась и открыла дверь в сени, – давай. Оправдывайся.

      – Хочешь, я сам меда согрею? – спросил он, когда она вернулась с ковшом меда, нацеженным из бочонка. – Не пачкай руки…

      – Нет, не хочу, – она отодвинула печную заслонку и подула на угли. –