Однажды в Киргизии. История киргизского Мартина Идена. Сейтек Нарынский

Моника появляется только в сорок третьей главе: агенту Хэншему, убеждённому материалисту, между прочим, приснилось, как его покойный дедушка приказывает ему обратиться за помощью в расследовании к медиумам, ибо в убийстве могут быть задействованы потусторонние силы. Хэншем, который за всю свою жизнь не выучил ни одной молитвы, послушно следует совету дедушки и натыкается на Монику в одной из баптистских церквей. Да и та как будто ждала его прихода. Уж не она ли отправила старика к внуку?

      Книга принадлежит перу либо подростка, либо выжившего из ума старика, отчаивался Самат. Графоман тупо смешал произведения Рекса Стаута с фильмом «Привидение». Только вот Джулия больше смахивает на антагониста. Ею движет лишь желание отомстить.

      Самат надеялся, что не всё ещё потеряно. Не исключено, что «Убийство банкира» на скорую руку сочинила тщеславная жена какого-нибудь издателя, и её опубликовали под мужским псевдонимом. Книга вышла, должно быть, ограниченным тиражом, так как такую чепуху трудно назвать бестселлером.

      Неописуемый гнев охватил Самата, когда он из последней, непронумерованной, страницы книги узнал, что тираж составляет сто тысяч экземпляров. В него будто вселился дьявол. Он задыхался, побагровел прям. Глаза окутала тьма. Самат слабо помнил, что произошло дальше.

      А сейчас, глядя на потускневший, уже не твёрдый переплёт детективного произведения, искренне раскаивался. Вчерашняя ярость улетучилась.

      «Я не имел права так поступать, – бубнил он. – Я вандал, я варвар!».

      Самат всегда бережно относился к книгам. Он ненавидел людей, использующих их для топки печей или в качестве туалетной бумаги. Он мог любить или не любить литературные труды, но как вещи, они представляли для него аукционную ценность. Презрение к «слабым» текстам не мешало ему находить для них свободные места на полках большого семейного шкафа, где они обретали пристанище. Там приютилась даже «Моя борьба» усатого безумца. Испытывая зависть к толстосумам, особенно к соседу Жапару, Самат не мог пару раз не хмыкнуть, читая психопата-милитариста. Однако еврейский народ Самат очень жалел. Антисемитизм – мракобесие. Причём тут несчастные евреи? Богачи для Самата были, скорее, собирательным образом, не подразумевающим никакую национальную принадлежность. Так что, фюрер переборщил по полной программе. Надо как-нибудь избавиться от «Mein Kampf». Похоронить, зарыть в землю. Спасибо, Ленин. Спасибо, Нолан. Избавиться от «Моей борьбы» – вот значит какая идея была заложена во сне.

      Самат смотрел на изуродованное «Убийство банкира». Раскалённый свинец сжигал его сердце. Роман по-прежнему ему не нравился. Самат считал его омерзительным симбиозом псевдодетектива с мистикой, коктейлем из совершенно несовместимых компонентов. Но он горевал. Он ведь совершил святотатство. Никогда не думал, что падёт так низко. Иоганн Гутенберг, прости. Не для того ты изобрёл книгопечатание, чтобы обиженный на весь мир лузер уничтожал