Тайны профессорской тетради. Повести и рассказы. Владимир Жестков

Сергей Иванович сидел, чай пил. Вид у него был довольный. Как только я открыл дверь, он помахал мне рукой.

      – Ты чего это с сумками?

      – Так убываю в длительный отпуск сроком на десять месяцев, товарищ командир. Сами знаете, сегодня был последний трудовой день, – весело оттараторил я и даже руку над головой в салюте пионерском поднял.

      – Так-то оно так, конечно… – начал со своей любимой присказки Сергей Иванович, и я тут же понял, что случилась какая-то бяка, которая займёт меня если не надолго, то уж на ближайшие пару дней абсолютно точно.

      Совершенно машинально я на часы посмотрел, хотел понять, успею ли я до любимого тестя дозвониться и предупредить, ежели что действительно помешает мне на дачу отправиться, или уже опоздал. Нет, ещё почти целый час в моём распоряжении, или, скорее, в распоряжении начальника отдела, в котором я пока ещё числюсь. Сергей Иванович на эти мои дёргания посмотрел, подождал, пока я расслаблюсь немного, и заговорил:

      – Понимаешь, Алексей, какая закавыка получилась: Петька Сидоркин сегодня на работу не вышел. Живёт он в самом центре, вот к нему Петрович и подвалил. Мы ведь втроём вместе пол-Европы протопали. В одном разведбатальоне служили. Я, правда, командиром этого батальона был, Петрович ротным, ну а Петька – рядовым разведчиком. Он же самый молодой среди нас. Чтобы на фронт попасть, себе пару лет приписал. Это системой было, все всё понимали, и всех, я разное начальство имею в виду, это устраивало. Ты не смотри, что он так выглядит паршиво, жизнь его до такого состояния довела. Всю семью он в войну схоронил по очереди. Вначале отец погиб – ну, это ещё в сорок первом было, Петька в то время дома на печке сидел. Ну как сидел – работал он, разумеется, здесь же, на Каланчёвке, в депо. Вагоны ремонтировал, которые под бомбёжкой побывали. Затем один за другим его старшие братья погибли. Вот тогда он и сам на войну засобирался – родню свою собой заменить. Раз пять был ранен и каждый раз после госпиталя попадал в новую часть. Вот так он к нам уже к концу сорок четвёртого и попал. У нас его Бог миловал, целёхоньким как пришёл, так и демобилизовался. Домой вернулся, а там дверь полоской бумаги с печатями заклеена. Мать от горя умерла, а больше у него никого не осталось. Вот он и начал квасить, вначале немного, потом всё больше и больше. Хорошо, нашлась добрая душа, соседка одна вдовая, стала за ним присматривать. Он же совсем ещё пацаном был. Ему двадцати нет, а он уже три года в окопах провёл, на теле живого места не осталось. Убедила она его, чтобы пить бросил, учиться пошёл, школу окончил, водительские права получил. Поженились они, дочку родили. Я его нашёл в пятьдесят пятом и уговорил к нам перейти. Депо он знал хорошо, там и вся его родня работала, да и сам он успел перед армией немного потрудиться.

      Сергей Иванович замолчал и вновь к стакану потянулся, который в сторону отставил, пока рассказывал. Пару глотков уже остывшего чая сделал – и опять к этому Сидоркину вернулся:

      – Когда