Кость от костей. Кристина Генри

начала давиться и сразу поняла – рот полон крови; с ней уже такое бывало, и не раз. Голова ударялась о землю, в волосах был снег, он забился под шарф и пальто. Шапку она потеряла. Мэтти лежала на спине; безжалостная рука держала ее за лодыжку и дергала за собой, как санки за веревочку.

      Уильям остановился, оглянулся и бросил на нее полный презрения взгляд. Отпустил ее ногу; та упала на землю. Мэтти вскрикнула.

      – Вставай, никчемная сучка. Очнулась, так иди сама.

      Мэтти посмотрела на него, затем взглянула на деревья. Трупиков животных не было. Должно быть, Уильям утащил ее с территории зверя.

      А может, зверь просто не успел пометить все деревья. Может, он хочет оставить свой след на всех деревьях в лесу, всех до единого.

      – Вставай, я сказал. – Муж пнул ее в ребра, и Мэтти перекатилась на бок. Все тело болело. – Через несколько часов солнце сядет, а я не собираюсь тащить тебя до самого дома.

      Мэтти сплюнула в снег кровь. Та была ярко-красной, как полотнище матадора, как помада, как дорожный знак.

      «Красный значит “стоп”, – подумала она. – Красный значит “я так больше не могу”».

      Но Мэтти все равно попыталась подняться на подгибающиеся ноги. Не вышло; она снова повалилась на снег.

      Уильям схватил ее за грудки и поднял вверх, оторвав от земли; стопы болтались где-то на уровне его коленей. Его лицо было совсем рядом; оно уже не пылало яростью, на смену пламени пришел лед.

      Мэтти предпочитала пламя. Лед всегда причинял больше боли.

      – Слушай внимательно, Марта. Ты получила, что заслужила, а раз заслужила, то пойдешь домой сама, на своих ногах. Не будешь поспевать – я за тобой не вернусь. Если не доберешься до дома к закату, то, когда придешь, будет хуже. Ты – мой сосуд, я буду делать с тобой, что моей душе угодно. Тебе ясно? Шагай.

      Он отпустил ее, и, конечно же, Мэтти не смогла устоять на ногах, так сильны были боль и смятение. Она опять упала.

      Казалось, костей у нее больше не было, перед глазами все вертелось и кружилось. И тут она осознала, что один глаз у нее не видит.

      Мэтти осторожно потрогала невидящий глаз, но нащупала лишь опухшую плоть, а коснувшись ее, испытала такую боль, что вскрикнула.

      – Я сказал шагай, – процедил Уильям.

      Мэтти посмотрела на него, вслепую оттолкнулась от земли, чтобы подняться, но лишь взрыхлила снег по обе стороны от тела. Слезы жалили глаза. Распухший невыносимо саднило.

      – Не могу, – прошептала она. – Не могу встать. Помоги, пожалуйста. Пожалуйста.

      Она протянула дрожащую руку.

      Муж злобно сверлил ее взглядом, так долго, что Мэтти уж решила, он сжалится. Потом мужчина развернулся и ушел.

      – Погоди, – пролепетала Мэтти, но голос прозвучал так слабо, что Уильям не услышал. Как шорох ветерка.

      Она коснулась шеи и заскулила, ощутив острую боль при легчайшем прикосновении. «Наверно, он меня душил, – подумала Мэтти. – Ничего не помню».

      Уильям почти скрылся из виду. Он был уже далеко, коричневое пальто и брюки сливались с деревьями.

      В груди зашевелилась