Подъезд. Андрей Гупало

кзистенциальной парадигмы идеалистическая и материалистическая модели возникновения сознания у homo sapiens деактуализируются. Единственной верифицируемой теорией необходимо признать теорию отражения, подтверждением которой является детерминированность поведенческих моделей социума и индивида.

      Докладчик нажал кнопку пульта, и презентация вернулась к слайду с названием кандидатской диссертации: «Теория отражения в психологии в свете экзистенциальной парадигмы». Ниже более мелким шрифтом было написано: «Аспирант кафедры философии и психологии ТаГУ Величко Сергей Платонович».

      Повисла короткая пауза: члены диссовета, сидевшие за составленными в виде буквы П столами, зашевелились, потирая затёкшие ноги и руки.

      – Позвольте, коллеги, ознакомить Вас с рецензией на представленную работу, – не поднимаясь из-за стола пробасил мужчина в помятом клетчатом пиджаке. Монотонным голосом он «довел до сведения присутствующих», что «вынесенная на защиту работа, хотя и не устраняет всех противоречий двух философских систем», однако «имеет ряд неоспоримых достоинств, главное из которых – глубокое погружение автора в тему исследования и нетривиальность выводов». В заключение он рекомендовал автору не останавливаться на достигнутом и продолжить работу в избранной им области философской науки.

      Выступавшие вслед за научным руководителем оппоненты, серьезных контраргументов не выдвигали, разве что посетовали на через чур вольное обращение автора с научными терминами, что прозвучало как завуалированная похвала.

      – Коллеги, – обратилась к присутствующим дама в бежевом брючном костюме с «бубликом» на затылке, – у кого есть вопросы к диссертанту?

      – А что? Неплохо, очень даже неплохо… э-э-э…

      – Сергей Платонович, – пришла на помощь белому, как лунь, старичку-председателю, дама с бубликом.

      – Да, да, конечно… Сергей Платонович! Знаете, мне очень импонирует Ваш стиль, да и…

      – Началось, – недовольно буркнул сидевший на другом конце стола лысый толстяк.

      Председатель между тем закашлялся и потянулся к непочатым Ессентукам.

      – А я согласна с Фомой Лукичем! – воскликнула ярко накрашенная моложавая старушка, похожая на богомола.

      – Эта работа стоит того, чтобы о ней узнало научное сообщество!

      – «И все прогрессивное человечество», – фыркнул толстяк.

      – Да, профессор, – парировала нападение женщина-богомол, – и все прогрессивное человечество! Вы умница, Серж, я всегда говорила: Серёжа Величко далеко пойдет!

      Старичок наконец осилил крышку Ессентуков, сделал пару глотков, и, крякнув от удовольствия, продолжил:

      – Я это о чем… А! Вы в главе о литературе изволили упомянуть Живаго Дмитрия Сергеевича.

      – «Неживаго» уже, – мрачно сострил лысый.

      – Живаго – выдающийся философ современности, – не расслышав шутки лысого, продолжил Фома Лукич. – В 1967 году мы с Дмитрием Сергеевичем учились на одном курсе в Ленинградском университете…

      – В Санкт-Петербургском, – не унимался толстяк.

      – А, что? – запнулся старичок, сбитый с толку.

      Видя, что работа совета буксует, секретарь попыталась напомнить присутствующим о цели собрания:

      – Коллеги! Чтобы защита состоялась, нужны ваши вопросы. Пожалуйста! Мы не можем продолжить работу, если не будет обсуждения.

      – Ну какие могут быть вопросы, милочка! Сам Фома Лукич оценил, давайте уже голосовать.

      Секретарь метнула в сторону распоясавшегося лысого испепеляющий взгляд, но нарвавшись на похабную улыбку, покраснела и принялась наводить порядок в бумагах.

      – Позвольте один вопрос, – неожиданно прогнусавил мужичок в очках с толстыми линзами, выползая из-за стола, словно червь из земли.

      – Прошу, Ипполит Марленович! Кому как не вам. Вы единственный из присутствующих с Гегелем на короткой ноге! – попыталась пошутить секретарша.

      Поворошив стопку бумаг, знаток Гегеля поднес страницу печатного текста к самому носу.

      – Мне не совсем понятно, что вы имели ввиду, говоря о… «метафизической сущности сознания». Надеюсь вы понимаете, что теория отражения – сугубо научная концепция, и любая метафизика здесь неуместна.

      Лысый, глубоко вздохнув, приложил ладонь ко лбу и обреченно посмотрел на бутылку минералки: заседание продолжалось третий час, и бутерброды с красной икрой на сливочном масле, скорее всего, уже превратились в желе.

      – Благодарю за вопрос, профессор! – оживился стоявший все это время немым истуканом молодой диссертант. – Несовместимость гегелевской философии с теорией отражения – очевидный факт. Но дело в том, что в онтологии Гегеля бытие и сознание неразделимы. А значит мы вправе интерпретировать эту неразделенность, как зависимость идеальных феноменов от бытия-материи: в начале – бытие, из него – абсолютный дух, из духа – сознание.

      – Любопытно. А вам не кажется, что, опрокидывая гегелевскую модель саморазвития абсолютной идеи вы, некоторым образом,