Против правил. Сандра Браун

забыл о них, но сейчас события того далекого вечера всплыли в его памяти с кристальной ясностью.

      – Привет, Ловелас!

      – Здорово, Страуд! Чем могу быть полезен?

      – Помнишь ту металлическую коробку, в которой ты хранишь деньги для игры в покер?

      – Ну да, а что?

      – Не станешь возражать, если я положу туда вот это для сохранности? – спросил Страуд, смущенно показывая ему стопку писем, перехваченных резинкой.

      – Хмм. Это послания от жены, из-за которой ты ведешь монашеский образ жизни?

      – Да, – подтвердил Страуд.

      – Вот уж не думал, что она умеет писать.

      – Что?

      – Я всегда считал, что ангелы далеки от подобных мирских занятий, – поддразнил Тревор, награждая друга тычком под ребра.

      – Тебя только не хватало! Парни и так подтрунивают надо мной за то, что храню письма, но мне нравится перечитывать их по нескольку раз.

      – Сентиментальные небось? – В зеленых глазах Тревора плясали озорные искорки.

      – Нет, просто личные. Так что насчет коробки?

      – Да, конечно, пользуйся. Захочешь открыть ее – набери на кодовом замке цифру четыре.

      – Четыре? Спасибо, Ловелас!

      Он схватил Страуда, уже повернувшегося, чтобы уйти, за рукав.

      – Точно не сентиментальные?

      Ричард усмехнулся:

      – Ну, если только самую малость.

      Потом они пошли выпить пива, и Тревор начисто позабыл о письмах жены Страуда. И не вспоминал о них вплоть до нынешнего момента.

      Он открыл крышку, чувствуя себя так же неловко, как если бы подсматривал в окно спальни, как его приятель занимается любовью с женой.

      – Выброси все остальные вещи, – раздраженно произнес он.

      – А коробку с письмами оставишь себе? – уточнил санитар.

      – Именно.

      Он не сумел бы объяснить, зачем поступает подобным образом. Возможно, из чувства вины за то, что он выжил, а Ричард погиб, поменявшись с ним койками. Проделывая привычные упражнения для развития мышц рук, Тревор в сотый раз говорил себе, что не станет вторгаться в личную жизнь умершего человека, читая письма от его жены.

      Но когда на госпиталь опустилась ночь, ушли посетители, лекарства были приняты, а медсестры разошлись по своим постам, Тревор взял коробку с при кроватной тумбочки и поставил ее себе на грудь.

      Было темно, он чувствовал себя очень одиноким и потерял счет ночам, проведенным без женщины. Для него было огромным облегчением убедиться, что его тело по-прежнему реагирует всякий раз, когда его приятелю санитару удавалось тайком принести ему свежий номер журнала «Плейбой» или «Пентхауз». Его мужское достоинство совсем не пострадало.

      Тревор нуждался в женщине.

      Дело было не в том, что он не мог заполучить ее. Стоило ему лишь послать некоторым из медсестер особый призывный взгляд, и они с радостью скрасили бы его выздоровление.

      Но он уже пережил достаточно мелодрам в жизни. Больничные слухи моментально приписали бы ему романтические отношения, которые были нужны ему