Против правил. Сандра Браун

доктора тронула слабая улыбка.

      – Будет проще перечислить, чего с вами не случилось. – Он потер подбородок. – Хотите правду?

      Пациент едва заметно кивнул, и доктор продолжил говорить со всей прямотой:

      – Левая часть тела оказалась придавленной бетонной стеной, которая раздробила практически все кости. Мы собрали, что могли. Ну, а остальное… – Тут доктор сделал паузу и глубоко вздохнул. – В общем, над остальным придется изрядно попотеть специалистам у вас на родине. Процесс окончательного выздоровления, друг мой, затянется на долгое время – я бы сказал, месяцев на восемь, хотя в действительности может потребоваться в два раза больший срок, а также несколько операций.

      На забинтованном лице отразилась горечь, которую доктор с трудом мог переносить, хотя, пройдя поля сражения во Вьетнаме, многое повидал на своем веку.

      – Я… буду?..

      – На данном этапе любой прогноз не более чем предположение. Ваше выздоровление в значительной степени зависит от вас самого и от вашего настроя. Хотите ли вы снова обрести способность ходить, например?

      – Не только ходить, но и бегать, – угрюмо заявил морской офицер.

      Доктор подавил рвущийся наружу смех.

      – Вот и славно. Сейчас ваша работа заключается в том, чтобы набраться сил, и тогда мы сможем залатать вас.

      Врач легонько потрепал его по правому плечу и уже развернулся, намереваясь уйти.

      – Док? – позвал пациент хриплым голосом. – А что с глазом?

      Эскулап сочувственно посмотрел на лежащего перед ним человека.

      – Мне очень жаль, сержант Рул, глаз нам сохранить не удалось.

      Доктор поспешно вышел из палаты, пытаясь проглотить комок, стоящий у него в горле. Самым красноречивым проявлением отчаяния из всех, чему он когда-либо становился свидетелем, явилась эта одинокая слеза, сползающая по впалой, заросшей щетиной щеке.

      Джорджу Рулу позволили навестить сына на следующий день. Он подошел к кровати и пожал правую руку Тревора. Затем медленно опустился на стоящий рядом стул. Молодой человек не мог припомнить ни единого случая, когда бы его отец плакал, даже на похоронах его матери несколько лет назад. Теперь же прокурор из Филадельфии, внушающий ужас всякому дающему ложные показания свидетелю, рыдал навзрыд.

      – Должно быть, я выгляжу хуже, чем сам считал, – неуклюже попытался пошутить Тревор. – Ты шокирован?

      Отец взял себя в руки. Медработники предупредили его о необходимости демонстрировать оптимистичный настрой.

      – Нет, не шокирован. Я же видел тебя, когда ты только поступил. Поверь мне, с тех пор ты значительно окреп.

      – Значит, тогда я выглядел запредельно плохо, потому что даже сейчас чувствую себя чертовски паршиво.

      – Пока ты находился в коме, мне позволяли навещать тебя всего лишь раз в день, а после того, как пришел в сознание, вообще запретили визиты. С тобой все будет хорошо, сынок, очень хорошо. Я уже беседовал с докторами из Штатов, хирургами-ортопедами,