Королева Аттолии. Меган Уэйлин Тернер

но он страшно похудел и обессилел, только спал дни и ночи напролет. Гален сказал, силы вернутся к нему, нужно только время.

      В те редкие моменты, когда Эвгенидес просыпался, Эддис толковала с ним об урожае, который обещал быть хорошим, о погоде, которая тоже была хорошей, и никогда не упоминала о своих встречах с министрами, с управляющими рудников, с начальником королевской кузницы, с командирами своей небольшой армии, о бесчисленных дипломатических письмах, прибывающих из Сауниса и Аттолии. Когда его боль стихала и он дольше бодрствовал, она пересказывала ему дворцовые сплетни и извинялась за то, что приходит нечасто.

      – Даже будь ты не так занята, Гален все равно бы тебя не пустил.

      – Верно, – подтвердила королева. – И он слушает наши разговоры, боится, как бы я тебя не огорчила. Наверняка и сейчас стоит, прижав ухо к двери, – прошептала она, и ответом была нечастая улыбка.

      Она откинулась на спинку кресла, сняла с головы тонкий золотой обруч и провела пальцами по коротким волосам.

      – Как мне все надоело, – пожаловалась она. – С рассвета и до заката ко мне каждый миг кто-нибудь подходит и о чем-нибудь спрашивает. Ксанта, когда будит меня по утрам, спрашивает, хочу ли я позавтракать. Лучше бы просто поставила тарелку передо мной. Одной проблемой было бы меньше.

      Он не стал спрашивать, какими проблемами она так занята. А она не стала рассказывать.

      – Загляну через несколько дней, если смогу. – Она склонилась над кроватью и поцеловала его в лоб. – Поешь чего-нибудь. – И ушла.

* * *

      Королева Аттолии внимательно выслушала доклад, присланный ее послом из Эддиса.

      – Значит, лихорадка его не убила, – заметила она.

      – Кажется, нет, ваше величество.

      – Очень хорошо, – ответила королева.

      Глава Пятая

      Когда в горах уже наступила ранняя осень, Эвгенидесу наконец надоело лежать и глазеть в потолок. Он усилием воли встал с постели и выглянул в окно. Во дворе на земле выпала изморозь. Армейский вестовой гарцевал на горном пони, уже обросшем лохматой зимней шерсткой. Эвгенидес отошел, сел в кресло у камина, давно поджидавшее его. Он был одет в теплый халат и тапочки. На обрубке руки белела чистая повязка. Вообще-то она была уже не нужна, рана зажила, но Эвгенидесу не хотелось на нее смотреть, и повязка казалась наилучшим выходом.

      Левая рука, принявшая на себя работу правой, казалась неуклюжей и нескоординированной, хотя дед всегда требовал от Эвгенидеса тренировать обе руки. Эвгенидесу казалось, что с воровскими инструментами обе руки управляются одинаково хорошо, пуговицы тоже не доставляли сложностей, однако застегнуть пряжку на ремне оказалось непросто, и дед никогда не учил его откидывать волосы с лица и заправлять их за правое ухо левой рукой. Так обнаружилась дедова недоработка. Эвгенидес долго смотрел в огонь, потом провел пальцами по отросшим волосам – они уже падали на глаза – и окинул взглядом комнату. Слева от камина стоял книжный шкаф, справа – письменный стол. В задней