Королева Аттолии. Меган Уэйлин Тернер

я вас оставлю. Сообщите мне, что скажет глазной врач.

* * *

      Когда Эддис ушла, лекарь посмотрел на Эвгенидеса и увидел, как блеснули сквозь ресницы его глаза. Присмотрелся получше.

      – Тебе надо выпить еще летиума.

      – Не буду, – прошептал Эвгенидес.

      Лекарь посмотрел на повязки. Пора их менять.

      – Будешь. – Он вышел, влил несколько капель лекарства в роговую чашку с водой. А когда вернулся, Эвгенидес внимательно смотрел на него широко раскрытыми глазами. Врач приподнял чашку, и Эвгенидес отвернулся. – Молодой человек, хватит меня злить.

      – Гален, – прошептал он. – Как ты думаешь, если человек покалечен в этой жизни, в загробном мире он тоже останется калекой?

      Врач опустил чашку:

      – Тебе лучше знать.

      – Нет, – ответил Эвгенидес. – Я не знаю.

      Гален опять поднял чашку, но Эвгенидес упрямо отворачивался.

      – Гален, я не хочу быть слепым, когда умру.

      Гален молча сел с чашкой в руках. Помощники удалились.

      – Ты еще не скоро умрешь.

      – Я не хочу быть слепым, когда умру, даже если доживу до ста лет.

      – Думаешь, я хочу влить тебе в горло чашку летиума и отпустить с богами? – спросил наконец Гален.

      – Я был бы благодарен, – ответил Эвгенидес.

      – Я дал клятву лечить людей.

      Эвгенидес не стал спорить. Лишь повернулся и посмотрел на врача. Его глаза, обведенные черными кругами, лихорадочно горели. На желтоватой щеке отчетливо выделялся шрам.

      Гален вздохнул:

      – Может, это никакая не тюремная зараза, и нечего тут толковать о клятвопреступлении. – Он поднял чашку. – Выпей наконец.

      Когда Эвгенидес проснулся, уже стемнело. Пришел глазной врач. Комната была залита светом свечей, отражавшихся от бесчисленных стеклышек в створчатых окнах. Возле кровати сидели двое. Гален разбудил его, осторожно тронув за руку, но даже такое легкое прикосновение отозвалось болью во всем теле – такой сильной, что трудно было понять, откуда она исходит. Голова раскалывалась, в оба глаза словно насыпали раскаленного песка.

      Глазной врач осмотрел его с предельной осторожностью, то поднося к лицу горящую свечу, то снова отодвигая.

      – Когда ты заметил воспаление?

      Эвгенидес покачал головой и сразу пожалел об этом. Он не знал, какой тогда был день и долго ли он сидел в королевской тюрьме. Попробовал вдуматься, но мысли покачивались на краю черной бездны, наполненной воспоминаниями, грозившими захлестнуть с головой и утянуть на дно.

      – Еще до того, как мне отрубили руку, – вымолвил он наконец.

      Окулист переглянулся с лекарем.

      – Примерно неделю назад. Может, дней десять.

      Глазной врач снова поднял свечу. Эвгенидес поморщился, но не издал ни звука.

      – Простое воспаление, – сказал наконец окулист. – Будь это тюремная зараза, глаз был бы более красным и гораздо чувствительнее к свету. Держите глаза в чистоте,