Рыцарь-разбойник. Борис Конофальский

вот и вы, где же вы пропадаете все утро? – Красавица подняла глаза, взглянув на кавалера.

      Даже сравнивать ее с Элеонорой нельзя, словно сравнивать лань лесную с коровой. Глаза у нее припухли от выпитого вчера, волосы не прибраны, а все равно красивее не найти. Может, красивее нее была только дочь барона фон Рютте, Ядвига. Да и не помнит Волков ту Ядвигу уже, а Брунхильда тут сидит, с плеча прозрачная ткань падает. Через эту материю соски темнеют.

      Необыкновенно красива она. Да, уж Элеоноре до нее далеко.

      – Господин мой, что ж вы молчите? Или случилось что?

      Она опять поворачивает к нему свое красивое лицо, и ее опухшие глаза кажутся ему такими милыми. Прямо взял бы ее лицо в ладони и стал бы целовать эти глаза. Но не сейчас, сейчас ему тоскливо. Даже видеть ее тоскливо.

      – Собирайся, уезжаем мы, – проговорил он.

      – Как?! – воскликнула красавица, вскочив и подбежав к нему. – Турнир сейчас, меня граф в ложе ждет. У меня на вечер, на бал, уже десять танцев обещано!

      Теперь он еще и темный низ ее живота через легкую ткань видел. Кавалер отвернулся и сказал мрачно и холодно:

      – Поедешь и попрощаешься с графом, а потом сразу сюда, мы уезжаем.

      – Да как же так? Я же танцы обещала…

      Он вдруг повернулся к ней. Быстро залез в кошель и сразу нашел там флакон Агнес. Полкапли, всего полкапли он вытряс из флакона на палец. И эти полкапли размазал под шеей красавицы от ключицы до ключицы.

      Заглянул ей в глаза и поцеловал в губы. И быстро вышел из шатра. Вышел и сразу крикнул:

      – Максимилиан, Сыч, езжайте с госпожой Брунхильдой к арене, она будет прощаться с графом. Потом сразу сюда. Хилли, Вилли, скажите господам офицерам, что снимаем лагерь. Уходим.

      Он хотел побыть один, посидеть где-нибудь хоть минуту, но брат Семион тут же за ним увязался. Идет за ним, а сам читает тот список, что им канцлер дал, и говорит Волкову:

      – Не сказано тут, кто свадьбу оплачивать будет, а это в такую деньгу влетит, что поморщимся потом. Уж я с деревенского старосты за одно венчание пять талеров брал, а тут сама дочь графа.

      Волков шел вперед, уже хотел грубость какую-то монаху сказать, но тут догнал их Хилли:

      – Господин, там два господина вас почти с рассвета дожидаются. Как вы ушли, так они прибыли и сидят теперь, все вас ждут.

      – Скажи им, что я тут, пусть сюда идут, – распорядился Волков, усаживаясь на пустую бочку из-под пива.

      Монах опять что-то нашел в списке, но кавалер жестом ему велел заткнуться. Ничего он сейчас не хотел слышать про свадьбу.

      Ждать двух господ долго не пришлось, и господа те были странными. Вернее, странным был один. А второй, вполне себе приятный молодой человек из знатной семьи, сразу представился:

      – Меня зовут фон Гроссшвулле. – Он поклонился.

      Волкову было просто лень слезать с бочки, и он вел себя почти грубо, кивнул господину Гроссшвулле и без всякого почтения ответил:

      – Фон Эшбахт. Чем обязан, господа?

      – Господин фон Эшбахт, все тут только и говорят о вас, только